Автобус развернулся на площади и остановился. Вот он, маленький старинный городок. Мы спрыгнули с подножки, поправили рюкзаки за плечами и огляделись. Городок нам понравился с первого взгляда. Площадь окружали двухэтажные старинные дома. Сама площадь была вымощена камнем. Не сговариваясь, мы пошли по брусчатке. Звуки наших шагов нарушили тишину старинного городка. От площади лучами расходились узкие улочки. В просвете между домами мы увидели развалины замка. – Ух, ты! – восхитился Саня. – Представляю, какой он был целый! Мы снова двинулись по площади. Наше внимание привлек стенд, приглашавший в дом‑музей великого поэта, и указатель, по какой улице идти к этому самому дому‑музею. Выходило, что он как раз в противоположной от замка стороне. – А где она жила, Наташина мама не сказала? – с надеждой спросил Саня. – Нет, она сказала, что здесь самый воздух напоен поэзией и что на каждой улице можно встретить тень великого поэта. Саня шумно втянул в ноздри воздух, но, по‑видимому, так и не разобрался, чем он пахнет. – Если бы у этой тени можно было спросить, – вздохнул Саня, – где живет Наташка. Я не хотел говорить Сане – боялся, что он подымет меня на смех! – но едва мы ступили на камни старинного городка, как у меня возникло предчувствие – Наташа здесь! Стоило нам чуть побродить по городку, как предчувствие окрепло и превратилось в уверенность. Сейчас мне казалось, что воздух в городке напоен Наташей. Мы присели на скамейку и полезли в рюкзаки. Чего только не собрали нам мамы на дорогу. Оглядев наши припасы, я бодро сказал: – Неделю продержимся, а за неделю мы каждый дом в городке обойдем. – А где ночевать будешь? – спросил Саня, сражаясь с жареной курицей. – В замке, – произнес я, отправляя целиком в рот крутосваренное яйцо. – А не замерзнешь? – Костер разожжем, – на все Санины вопросы у меня были ответы. Покончив с едой, Саня повеселел. – Пошли посмотрим развалины и – домой. – Давай рассуждать логично, – сказал я. – В городке две достопримечательности – дом‑музей и развалины замка. Куда Наташа отправится после школы? – Конечно, в развалины, – убежденно произнес Саня. – Почему? – Да потому, что там можно целое сражение устроить, – захлебываясь, стал говорить Саня. – Представляешь, враги с копьями в руках забираются на крепостную стену, а мы их из пулеметов – тра‑та‑та… – Девчонки в войну не играют, – перебил я друга. – Наташа не девчонка, то есть она не обыкновенная девчонка, – поправил сам себя Саня. – Я уверен, что Наташа каждый день приходит на развалины. – Нет, покачал я головой. – После школы Наташу тянет к домику‑музею. Она долго бродит по аллеям, а потом присядет на уединенную скамью, раскроет том великого поэта… Меня прервал взрыв хохота. Саня скорчился в судорогах смеха, выкрикивая бессвязное: «Ой, не могу, ой, держите». – Ты меня уморил, – вытирая слезы, говорил Саня. – Чтобы Наташка бродила возле домика поэта и почтительно лепетала стишки… – Стихи, – вставил я. – Хорошо, стихи, – принял поправку Саня. – Чтобы Наташка читала стихи, та самая Наташка, которая заткнет за пояс любого пацана, если выйдет на поле, та самая Наташка, которая дерется, как богиня… – Да, та самая Наташа! – Давай на спор, – Саня протянул мне руку, – я иду к развалинам замка, ты к дому‑музею… Кто первый найдет Наташу, тот и выиграл. Встречаемся в три часа… – На что спорим? – спросил я. – На пять щелбанов. Мы скрепили наш договор рукопожатием и разошлись, каждый в свою сторону. Часы на башне пробили два раза. Остался час до того, как мы узнаем, кто из нас прав. Я не сомневался, что выиграл пари, и уже жалел, что надо было поспорить на все десять щелбанов. У меня руки зачесались, так захотелось влепить Сане по лбу. Он не знает, что Наташа может быть другой. А я знаю. И здесь, в маленьком старинном городке, где все дышит поэзией, Наташа переменилась. Я шел по тротуару, вымощенному плитами. За невысокой оградой начинался парк, а там, в глубине, окруженный высокими тополями, белел маленький одноэтажный домик. Он бы затерялся среди прочих домов, если бы в нем не родился великий поэт. Я собрался прибавить шагу, но вдруг остановился. Потому что навстречу мне шла Наташа. Я снял очки, лихорадочно протер стекла, вновь нацепил на нос – нет, это не галлюцинация, не мираж, не привидение. Сомнений не было – ко мне приближалась Наташа. Она шла неторопливо, как человек, который не впервые бродит по этим улочкам, и все здесь ей знакомо, и потому совсем необязательно глазеть по сторонам, а можно просто идти, зная, ощущая, как приятен каждый шаг. Я побежал. Нет, я помчался. Нет, нет, я полетел навстречу Наташе. И вдруг я замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Потому что навстречу мне шла не Наташа в голубой куртке, а ее мама в светлом плаще. Просто удивительно, до чего они схожи между собой. Постой, сказал я сам себе, значит, где‑то поблизости должна быть и Наташа. Я стал усердно вертеть головой, но Наташи не увидел. – Кирилл, Кирюша! – окликнула меня Наташина мама. Наташина мама сияла от радости. Я тоже улыбнулся и привычно соврал, что мы здесь всем классом на экскурсии. Но Наташину маму оказалось нелегко провести. – Не лгите, Кирилл, – она покачала головой, – вы совершенно не умеете лгать. Но это же прекрасно! У вас на лице написано, что вы приехали к Наташе. Я вынужден был признать, что Наташина мама права, и я действительно соврал, за что покорно прошу у нее прощения. – Кирилл, – решительным взмахом руки Наташина мама остановила поток моих извинений, – я была уверена, что вы один ее найдете. А знаете как? Сердце вам подскажет. Ну что ж, это была чистая правда. – Ой, я вас совершенно заговорила, а вы же приехали Наташу повидать. Пойдемте скорее, она уже дома. Наташина мама взяла меня под руку и повела назад по той же улице, по которой я шел к дому‑музею. Я понял, что площади нам не миновать, а там меня поджидают Наташа и Саня. Да, Саня выиграл пари. Я невольно погладил лоб. – Что, кружится голова? – от Наташиной мамы ничего не ускользало. – Здесь особенный воздух. Я тут отдыхаю душой. Скажу вам по секрету, и Наташа переменилась. Вы ее не узнаете, Кирилл. Признаюсь, я за нее начала беспокоиться, растет, как мальчишка, грубая, даже жестокая. И вот тут, на земле моего детства, сердце ее открылось добру, красоте, любви… Мы как раз вышли на площадь. Часы на башне зазвенели и мелодично отбили три раза. Точно по их приказу, двинулся с места автобус и, описав круг по площади, исчез в узкой улице. Наташина мама говорила не останавливаясь. При Наташином отце она, вероятно, рта не раскрывала. И сейчас хотела вознаградить себя за вынужденное молчание. А я все никак не мог воспользоваться паузой (поскольку пауз попросту не было!), чтобы сообщить Наташиной маме, что вместе со мной в маленький старинный городок прибыл Саня. Наконец, я сделал самое простое – остановился посреди площади. – Я совсем забыл вам сказать, что приехал не один, – торопливо проговорил я свою реплику. – А кто еще? – испуганно спросила мама. – Саня. – Ах, Саня! – Наташина мама вновь ожила. Я поведал маме, как мы С Саней отправились в разные стороны на поиски Наташи, чтобы потом, в назначенное время сойтись на площади. И вот это время как раз наступило. Естественно, я не открыл маме, что мы побились об заклад, то есть поспорили на пять щелбанов. Но я не удержался и спросил: – Где Наташа любит бродить после школы – возле дома‑музея или у замка? – Она нигде больше не бродит, – с гордостью за дочь сказала мама. – Наташа сразу после школы идет домой. На площади ни Сани, ни Наташи не было видно. Мы прождали их минут пятнадцать, а потом направились к замку. Неподалеку от развалин у подруги детства жили мама с Наташей. От замка уцелело совсем немного – одна башня да полуразрушенная стена. Но у кого было воображение, мог себе дофантазировать, как все происходило в те времена, когда замок возвышался над городком. Как преодолевали глубокий ров воины в железных латах и шлемах, как с высоких стен защитники замка сбрасывали на непрошеных гостей смолу и камни, как в редкие мирные дни бурлили тут пиры и как далеко было видно окрест – и поля, и речку, и леса. На развалинах было полно мальчишек и девчонок. Но ни Сани, ни Наташи мы не увидели. – Они уже дома, – уверила меня мама. – Пойдемте скорей. На двери деревянного домика висел замок. – Странно, – мама пошарила под дверью, нашла ключ и отперла дверь. – Наташа давно должна быть дома. Я прошел в комнату. Первое, что бросилось мне в глаза, была кукла. Она сидела в нарядном платье на диване с поднятыми руками, словно приветствовала гостей. – Чья это кукла? – удивился я. – Наташина, – спокойно ответила мама. – И что, Наташа с ней играет? – хмыкнул я. – Конечно, ведь она еще ребенок, – Наташина мама расставляла на столе тарелки. И вправду, ничего нет смешного. Наташин отец запрещал дочери играть в куклы, а природа и мама взяли свое. – И сейчас себя ведет, как ребенок, – рассердилась Наташина мама. – Должна быть давно дома, пора обедать, и вы, Кирилл, уже проголодались. Наташина мама схожа с моим папой еще в одном пунктике. Первым делом она спрашивает: «Есть хотите?», а если ты отвечаешь, что нет, она все равно не успокоится, пока не накормит. Вдруг мама вскрикнул. Я оторвался от куклы и увидел, как Наташина мама медленно оседает на пол. Я кинулся к ней, подхватил маму и усадил на стул. В руке мама держала листок бумаги. Я понял, что этот листок и был причиной того, что она едва не упала. Мама перечитала записку и поспешно бросила ее на стол, словно бумага пылала и жгла ей руки. – Он оказался сильнее, – прошептала мама. – Снова победил он. Теперь уже окончательно и бесповоротно. Она протянула мне листок, вырванный из школьной тетради. – Вы опоздали, Кирилл. Читайте. Я развернул листок, на котором торопливой рукой было выведено: «Дорогая мама! Прости меня, но я должна ехать к папе. Мы с тобой договаривались, что через пять дней я получаю право выбора. И я выбрала – еду к папе. Я знаю, что ему без меня плохо. Спасибо тебе за пять чудесных дней! Твоя дочь Наташа.» Саня поработал. Наплел с три короба Наташе, как мучается и страдает ее отец, разжалобил девочку, вот она и уехала. А про Наташину мать Саня и не подумал. Но ничего, мысленно пообещал я своему другу, сегодня вечером я с тобой поговорю по‑мужски. А может, Саня оглушил Наташу и запихнул ее в рюкзак. Научился от Наташиного отца. В первобытном обществе вот так девушек и умыкали. – Я действительно уговорила Наташу побыть со мной неделю, хоть пяток дней, – объяснила Наташина мама. – Но я думала, я была уверена, что она останется со мной, останется навсегда. – Она к вам вернется, – сказал я. – Вы так думаете, Кирилл? – встрепенулась мама. – Но почему? – По письму видно, – убежденно произнес я. Мама жадно накинулась на письмо и вновь пробежала его глазами. – Здесь об этом ни слова. – А между слов? То есть между строк? – Пожалуй, вы правы, – лицо Наташиной мамы вновь осветилось надеждой. – Не будем отчаиваться, Кирилл. С нами поэзия, вся мировая литература. Как я ни отнекивался, Наташина мама накормила меня до отвала, а сама даже не притронулась к еде. А потом проводила меня на автостанцию. По дороге стала рассказывать о маленьком старинном городке, который она обожала. – Я убеждена, каждый, кто побывал в нашем городке, обязательно захочет сюда приехать снова. Описав прощальный круг, автобус катил по улице, а я все махал рукой – на площади замерла одинокая фигура Наташиной мамы.