Когда я вернулся из школы домой и отворил дверь, у меня закружилась голова. Я покачнулся и, чтобы устоять на ногах, прижался спиной к стене. Сомнений не было – в доме обитал папа, я чуял его дух. – Папа! – крикнул я, бросился в кухню, отворил духовку, и новая волна аромата едва не сбила меня с ног. Чтобы не упасть, я опустился на стул и мог сколько угодно разглядывать умопомрачительное блюдо. Говорят, от счастья не умирают. Я убедился в этом, потому что мгновенно очухался и кинулся на поиски папы. Ведь только он один мог приготовить такую вкуснятину. – Папа! – крикнул я снова и обежал всю квартиру, но папы нигде не обнаружил. И папа мне не откликнулся. Тогда я стал отворять дверцы шкафов, заглядывать под кровати, под диван. Но папы нигде не было. Действительно, зачем папе прятаться в собственном доме от собственного сына? Чепуха какая‑то? Но я же чуял папин дух. – Папа! – крикнул я еще раз и выскочил на лестничную площадку. Если бы я догадался подняться на этаж выше, я бы увидел папу, который, презрев все грозящие ему опасности, отважно пришел домой и приготовил изумительное блюдо. Но внутренний голос мне ничего не подсказал, и я закрыл за собой дверь. Помыл руки и приступил к еде. Я отрезал кусок мяса и отправил его в рот. Закрыв глаза, я медленно жевал, когда до меня долетели крики с лестничной площадки. Оказалось, что я неплотно закрыл дверь. Я вскочил и выбежал на площадку. Глянул вниз, в лестничный пролет и обомлел. В драке сцепились Наташин отец и мой папа. – Наконец‑то ты мне попался! – кричал Наташин отец. – Отвечай, где моя дочь? – Извините, – как всегда вежливо, отвечал мой отец. – Но я не имею представления, где ваша дочь. – Ах, так ты еще и врать, – Наташин отец схватил моего папу за грудки и потряс. Папиного голоса я уже не слышал. – Папа! – от волнения я пустил петуха и кубарем скатился вниз, на помощь папе. Меня опередила Санина мама, неожиданно появившаяся в подъезде. Она взяла обоих пап за шиворот и развела в разные стороны, словно нашкодивших щенков. Или как это делает судья на ринге, разводя по разным углам боксеров в весе мухи. Осторожно, чтобы меня не заметили родители, на цыпочках я вернулся на свой этаж и занял прежний наблюдательный пункт. – Постыдились бы, лысые, седые мужики, – отчитывала пап Санина мама, – а ведете себя, как сопливые пацаны. – Он первый напал, – наябедничал Наташин отец. – Нет, он первый, – шмыгая носом, оправдывался мой папа. – Я шел себе, а он… – А ну расходитесь в разные стороны, – рассердилась Санина мама, – чтобы глаза мои вас не видели. Пристыженные, папы безропотно покинули пол боя. Я услышал, как хлопнула входная дверь. Все ясно – папа сделал свое дело и ушел. Перемахивая через три ступеньки, Наташин отец подымался по лестнице. Встречаться с ним у меня не было никакого желания, и я скрылся в своей квартире. Загадочные люди, эти взрослые. Нас учат – прежде чем что‑то сделать, надо сто раз подумать. А сами сперва делают, а потом уже думают. На кухне стыло великолепное папино блюдо. Но есть его мне совершенно расхотелось. Я ужасно расстроился, что на моих глазах одолели папу. Я вчера его предупреждал – Наташин отец хочет поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. А папа не послушался, потому что он не трус. Это прекрасно, что папе неведом страх, но заодно хорошо бы иметь здоровые кулаки. Мой папа принадлежит к людям, которых обожают мухи. Потому что он никого не обидит, даже мухи. Но если бы еще и его никто не обижал, никто бы не посмел даже пальцем тронуть. Если бы мой папа был таким же сильным, как Наташин отец. Зазвонил телефон, но я трубку не поднял. Я догадался, что это звонит папа, но сейчас я не мог с ним разговаривать. Утешать его у меня язык не повернулся бы. Да и разве настоящий мужчина нуждается в утешении? Через минуту раздался новый телефонный звонок. Папа решил, что прежний автомат барахлит и нашел другой. Гудки следовали за гудками, а я не брал трубку. Папа уверен, что я дома. Возможно, он видел, как я вхожу в дом. Но он и не догадывается, что я был свидетелем его позорного поражения. – Папа не может быть поверженным и побежденным! Папа должен быть победителем – всегда и везде! В отчаянии я прокричал эти слова в пустой квартире, откуда еще не выветрился папин дух, и убежал на улицу. Я пошел по улице и незаметно забрел в парк, в тот самый, где когда‑то мы гуляли с Наташей. Я должен отомстить за папу. Я придумывал планы один коварнее другого. Облить Наташиного отца ведром холодной воды, когда он будет утром спешить на работу? Нет, слишком мелко и ничтожно. Выйти с ним один на один в чистом поле и сразиться в честном поединке? Он же за одну секунду положит меня на лопатки. От собственного бессилия я готов был реветь, но сдержался. Тогда остается единственный выход. Я сажусь за руль его машины, разгоняю «Жигули» по горной дороге, и мы летим вниз, в ущелье, в пропасть. Я даже зажмурил глаза, когда представил себе эту леденящую кровь картину. Мне стало холодно, и я очнулся. Оказалось, что я сижу на скамейке в той дальней аллее, по которой мы бродили с Наташей. Я вскочил и замахал руками, чтобы согреться. Стоп, вдруг вспомнил я. Он же отец Наташи. Если он погибнет, Наташа будет страдать, она очень любит своего отца. Ладно, великодушно решил я, дарую ему жизнь. Но не ради его самого, а ради Наташи. Наташа – вот кто мне сейчас нужен дозарезу. Если бы я мог перекинуться с ней словечком, да просто увидал ее, я бы сразу знал, что мне делать. И не слонялся бы бесцельно по парку. Сколько уже дней прошло, как Наташа исчезла? Четыре дня? А кажется, что четыре года. Куда она уехала? Чего это ее маме приспичило так поспешно увозить свою дочь? Наверное, мамина душа не выдержала, когда Наташа ударила Ляльку. А кто подтолкнул Наташу на это? Я. Как ни крути, во всем виноват я один. Я сорвался с места и вновь помчался по парку. Теперь я не могу со спокойной совестью глядеть в глаза Наташи, потому что из‑за меня так круто изменилась ее жизнь. Когда я пришел домой, был уже вечер. Мама встретила меня вопросом: – Где ты пропадал? Я сижу как на иголках. Так говорят про человека, который от волнения не может сидеть и беспрерывно вскакивает. – Гулял, – ответил я, не вдаваясь в подробности. Мама долго молчала, и у нее накопилось много вопросов. Я почувствовал, что она сейчас обрушит их на мою бедную голову, потому опередил маму: – Мама, можно я потом отвечу на вопросы? – Когда потом? – обиделась мама. Я сам не знал когда. Может, завтра? А может, послезавтра? А может, когда вернется папа и найдется Наташа? В общем, тогда, когда все будет хорошо. Я пошел спать, но не мог долго уснуть. Вроде бы провел целый день в парке, на свежем воздухе. Отчего бы сразу не задать храпака? Но сон не торопился ко мне. И тогда я понял, в чем дело. Обычно я засыпал под стрекот маминой машинки. Говорят, когда за окном идет дождь, хорошо спится. Так на меня действовал стрекот маминой машинки. А сегодня я не слышал его. И вчера не слышал, и позавчера. В общем, как папа ушел, замолкла и мамина машинка. Я стал разгадывать, какая существует связь между папиным уходом и маминой машинкой, но быстро запутался и уснул.