Это случилось перед вторым уроком. В класс влетела Лялька. Она ревела, закрыв лицо руками. Следом за Лялькой вошла Наташа и велела Ляльке: – А теперь расскажи всем правду. Лялька отняла руки от заплаканного лица, и мы ахнули. Под глазом у Ляльки темнел синяк. Я сразу все понял – Наташа отомстила Ляльке. – Наташа и Кирилл гуляли по стадиону, – словно повторяя заученный урок, занудливо затянула Лялька, – а я за ними наблюдала. – Ты за нами шпионила, – перебила ее Наташа. – Я за ними шпионила, – покорно согласилась Лялька. – Хочешь стать настоящим «морским волком»? Тогда для тебя есть работа в море! Пришли свои данные в крюинговое агентство. К ним пристало трое хулиганов. Кирилл защищал Наташу, и они вдвоем прогнали хулиганов. Один из хулиганов ударил Кирилла по лицу. Вот такая правда. А раньше я говорила неправду, распространяла сплетни. – Вот такая правда, – повторила Наташа, – а вы сплетничали, как старые бабы. Девчонки и мальчишки молчали. Всхлипывая, Лялька села на свое место. С сознанием исполненного долга Наташа глянула на меня. Видишь, говорил ее взгляд, я восстановила справедливость. Вижу, ответил я, но что ты натворила? Едва начался урок, Ляльку и Наташу вызвали к директору. Я сидел как на иголках. По всем законам вместо Наташи на скамье подсудимых должен был находиться я. Я один во всем виноват. Я рассказал Наташа о сплетнях, которые кружили вокруг нас, и тем самым подбил ее на драку, так сказать, вложил ей в руки оружие. До конца урока ни Лялька, ни Наташа так и не появились. На переменке я вертелся возле кабинета директора. Я хотел поговорить с Елизаветой Петровной наедине, но у нее было полно народу. Я видел, как в кабинет директора прошли Наташины родители. Мама была совершенно расстроена, и даже хладнокровный отец вроде бы задумался. Девчонки и мальчишки вовсю обсуждали происшествие. Как нередко бывает в таких случаях, возникали самые невероятные слухи. Говорили, что Ляльку в тяжелом состоянии отвезли домой, а ее родители подали на Наташиных родителей в суд. Рассказывали также, что состоялся экстренный педсовет, который единогласно исключил Наташу из школы. Лялька и вправду не появилась больше в классе, а Наташа, как ни в чем не бывало, сидела на следующем уроке. Тогда родилась новая версия – родители Наташи упросили директора не портить характеристику их дочери и перевели ее в другую школу. – Что там говорили у директора? – спросил я, когда мы с Наташей вышли на переменке во двор. – Ничего интересного, – махнула рукой Наташа. – Зачем ты ее кулаками? – я отвел глаза в сторону. – А чем прикажешь? – разозлилась Наташа. – Словами, – доказывал я. – Ляльку словами не проймешь, – убежденно произнесла Наташа и ехидно добавила: – Между прочим, я отомстила той, которой порочила твое честное имя. Наташа вспомнила почти слово в слово мое обвинение ее братцу, то есть ей самой. Вот накачала мускулы, накопила силу и не знает, что с ней делать. – Но ты не понимаешь, что тебя могут исключить из школы? – чуть не крикнул я. – Когда я вступалась за честь мальчишки, я не думала о том, что мне за это будет, – вскипела Наташа. – Папа сказал, что ты написал мне письмо. – Написал, – я похлопал по карману пиджака. С тех пор я письмо всегда носил с собой. Может, представится удобный случая и я отдам свое послание Наташе. – Ты обещал в письме, что ради меня своротишь горы, повернешь реки вспять, достанешь звезды с неба, и вообще пойдешь за меня в огонь и в воду? – тихо спросила Наташа. – Обещал, – кивнул я, хотя я писал, что в трудную минуту она может на меня опереться. Если подумать, это и означает – своротить горы, повернуть реки вспять, достать звезды с неба и, конечно, пойти в огонь и в воду. – Можешь порвать свое письмо на мелкие кусочки. Наташа гордо удалилась. Обиделась, огорчился я. А того не знает, что я единственный на свете человек, который ей в состоянии помочь. Елизавету Петровну мне удалось застать лишь после уроков. – Наташа ни в чем не виновата, – выпалил я, не поздоровавшись. – Это я толкнул ее на преступление. Елизавета Петровна поглядела на меня усталыми глазами: – Расскажи все по порядку и, главное, спокойно. Не знаю, говорил ли я спокойно, вряд ли мне это удалось, но я, ничего не утаивая, поведал директору о Наташе и Ляльке да и о себе самом. – Девочка защищала мальчика, – удивилась Елизавета Петровна. – В наше время все было наоборот. На мгновение ее усталые глаза загорелись. Наверное, Елизавета Петровна вспомнила то время, когда она была девочкой и когда ее защищал мальчик. – Сейчас я вижу проступок Наташи в ином свете, – задумчиво продолжала директор. – Но это не снимает ее вины. Она избила свою одноклассницу. Я тебе могу обещать одно – мы взвесим все «за» и «против». В школьном дворе меня ждали Саня и Наташа. – Ну что сказала Елизавета? – спросил Саня. – Что надежда есть, – объявил я. Так говорят врачи родственникам тяжелобольного, когда те справляются о его здоровье. – Наша директрисса во всем разберется, – ободрил нас Саня. По привычке Наташа повернулась к нам вполоборота так, чтобы мы могли полюбоваться ее профилем. Этим она давала нам понять, что все наши разговоры ее не касаются. – Ну что носы повесили? – прервал тягостное молчание Саня. – Давайте сегодня поиграем в футбол – на прощанье… – Давайте, – обрадовалась Наташа, а я вместе с ней. И мы втроем заторопились домой. Я долго копался в памяти, перебирал страницы своей жизни, но ни на одной из них не нашел репортажа о футбольном матче с моим участием. Потому что такого не было и в помине. Но ни за какие коврижки я не признаюсь Наташе, что сегодня первый раз в жизни собираюсь играть в футбол. В ее глазах я хочу выглядеть настоящим мужчиной. Меня обычно держат в запасе. А если кого‑нибудь из игроков подкуют, то есть ударят ему по ноге так, что он не может продолжать игру (выражаясь языком спортивных комментаторов, игрок получил травму), то тогда меня выпускают на поле. А поскольку у нас редко били по ногам, мне так ни разу и не удалось погонять в футбол. Но каждую весну, едва сойдет снег и подсохнет рыжая земля, у меня в ногах появляется странный зуд. Мне хочется прорываться по флангу, сильно бить по мячу – короче говоря, неудержимо тянет поиграть в футбол. – Сними очки и становись на левый край, – велел мне Саня, когда я появился во дворе. Саня для нас был непререкаемый авторитет, капитан команды, и мы с ним не спорили. Наташа стала на правый край, а Саня, конечно, в центре. – Играть в пас, – дал наставление на игру Саня, и матч начался. Мяч сразу же оказался в ногах у Сани. Наши соперники побаивались капитана, а потому навалились на него чуть ли не всей командой. Саня обвел одного за другим двух игроков и паснул Наташе. Та ударила сходу – гол! Мы кидаемся обнимать, целовать Наташу. Разгневанная Наташа вырывается из наших объятий – что за девчоночьи привычки у мальчишек. Наши соперники огорошены. Перед матчем они возмутились, что против них играет девчонка, и даже собирались выразить протест, но потом передумали – им же легче будет нас победить. И вдруг оказывается, что девчонка играет почище мальчишки. Значит, за ней нужен глаз да глаз. За Наташей теперь наблюдало сразу два защитника. Но Наташа их обхитрила и успела паснуть Сане, и наш капитан забил гол. Вновь наша команда бросается к Наташе, чтобы обнять и поцеловать ее. Молодчина, какой изящный, выверенный до сантиметра пас отдала Наташа капитану. Но Наташа начеку, она кидается к Сане. Они хлопают друг дружку по спине. Как истинные спортсмены. Как настоящие мужчины. Я носился по полю в поисках мяча, мешал и чужим и своим. Но мяч ко мне не шел. Казалось, он избегал меня. Едва я появлялся у своих ворот, где шла ожесточенная борьба, как мяч перелетал уже к воротам соперника, и я устремлялся за ним вдогонку. Но стоило мне приблизиться к воротам соперника, как мяч вновь перекочевывал в нашу штрафную площадку. И вдруг мяч оказался у меня в ногах. Я сперва растерялся, а потом увидел, что до ворот противника совсем недалеко, как говорится, ногой подать, и, самое главное, что между мной и воротами никого нет, если не считать вратаря, разумеется. И тогда я на всех парусах понесся к воротам. И тут на моем пути вырос длинноногий защитник противника. Откуда он появился? Я видел, как Саня махал мне рукой – пасуй! Нет, дудки! Я сам хочу забить гол. Пусть Наташа увидит, какой я замечательный футболист! Я протолкнул мяч между ног защитника, обошел его и изо всех сил ударил. Мяч почему‑то не полетел в ворота, а, описав немыслимую кривую, попал в верхнюю девятку окна на первом этаже. Раздался звон разбитого стекла, и мяч исчез в квартире. Мы замерли. Странно, но никто не удирал. Казалось бы – сделал дело – гуляй смело. А мы медлили. Наверное, разбирало любопытство, хотелось узнать, что будет дальше. Я нацепил на нос очки и на всякий случай укрылся за широкой спиной Сани. Из подъезда вышла бабушка в спортивном костюме с буквой «Д» на груди. В руках она несла целый и невредимый мяч, а во рту у бабушки, словно судейский свисток, перекатывалась папироса. Я пригляделся – да это же удивительная бабушка, которая все про нас знает. Мы невольно попятились, но бабушка остановила нас странными вопросами: – Что за тактика навала? Где проходы по флангам? Почему мало двигаетесь без мяча? Мы удивленно переглянулись – ну и бабуся, сыплет словами, как заправский тренер. А бабушка тряхнула коротко стриженными седыми волосами и поставила мяч на землю. – Короче говоря, я берусь вас обучить. Первая тренировка сегодня. Сейчас. Саня сунул руки в карманы джинсов и, насвистывая, демонстративно пошел с поля. – Саня, останься, – позвала его бабушка, – я тебя прошу. Мой друг на ходу оглянулся, удивленный, откуда странная бабушка его знает, но продолжал двигаться к своему дому. – Саня тренируется на «Динамо», – начала объяснять Наташа, но бабушка перебила ее: – Я знаю, Саня без пяти минут профессионал. Ну что ж, начнем тренировку с любителями. – Извините, – наконец, очнулся я и поспешил следом за другом. – Кир, – окликнула меня бабушка, – я на тебя совсем не сержусь. У тебя просто срезался мяч. Но я решил не рисковать и побежал за Саней. Настиг я друга уже у самого дома. Мое появление Саня принял как должное и, словно продолжая разговор, сказал: – Нарочно не придумаешь – бабушка, пенсионерка и тренер по футболу. Попомни мои слова – матриархат возвращается. Вот тогда во второй раз прозвучало это слово, будто вытащенное на белый свет из старинных бабушкиных сундуков. Я не успел открыть рот, потому что к подъезду подкатило такси, и из него высунулся бородатый шофер. – Мужики, 22‑я квартира здесь? – Здесь, – подтвердил я. А Саня побледнел: – Из 22‑й такси заказывали? – Ага, – кивнул таксист. – В аэропорт торопятся. Саня в два прыжка взлетел по лестнице. По привычке всегда следовать за другом я устремился за ним. Саня открыл дверь и увидел, что мама пакует папе чемодан, а папа подает маме вещи. С первого взгляда Саня обо все догадался. – А я? – тихо, но четко произнес Саня. Санина мама преспокойно продолжала заниматься своим делом. Санин папа за маминой спиной пытался руками, в которых он держал носки, показать, что во всем виновата мама, а он тут ни при чем, он бы всей душой, да ему не велят. – А я? – Саня взял самую высокую ноту. Тогда мама разогнулась, увидела сына и меня, мы с ней поздоровались. – Мы же договаривались, – пошел в атаку Саня. – Что ты будешь там делать, интересно знать? – мама запихивала последние вещи в чемодан. – Играть в футбол, – с достоинством ответил Саня. – Гонять мяч ты можешь и в нашем дворе, а пропускать два месяца учебы я тебе не позволю, – мама была неприступна, как ворота чемпионов мира. – Там воздух, солнце, море, фрукты, – скороговоркой экскурсовода папа перечислил достоинства черноморского побережья. – Хорошо, съездим летом на юг, – мама надавила на крышку и закрыла чемодан. – Я хочу, чтобы ты получил приличный аттестат, хотя бы наполовину такой, какой будет у твоего друга. И вообще хватит одного футболиста на семью. Мама вынула из кармашка свисток и свистнула: – Прекратите пререкания с судьей! Санина мама была спортивным врачом и еще судила баскетбольные матчи, потому не расставалась со свистком. Во дворе забибикало такси. – Присядем на дорожку, – скомандовала Санина мама. Мы посидели минуту в молчании, а потом стали прощаться. Папа пожал мне руку, обнял Саню и шепнул сыну на ухо: – На следующий год железно возьму. – Я тебя провожу, – мама взяла чемодан, папа подхватил спортивную сумку, и они пошли вниз, к такси. Саня долго сидел, не подавая голоса. Я не прерывал его молчания, сочувствуя своему другу. Он так надеялся на эту поездку. Только ею и жил. И вдруг – осечка, так сказать, удар мимо ворот. – Слушай, – ожил Саня, – твой отец пишет в газеты, выступает по телевизору? – Да, а что? – я не мог понять, что задумал мой друг. – Пошли к тебе домой, – подхватился Саня. Долго унывать он не умел, потому что был человеком действия. Саня больше не произнес ни слова. А мне показалось, что он хотел добавить вот что. Мол, мой отец не выдержал проверки. Посмотрим, осилит ли испытание твой отец. Я был уверен, что мой папа не подкачает.