| Внезапно я почувствовал, как почва уходит у меня из‑под ног. Всего лишь минуту назад я прочно стоял на земле, восторженно глядел в глаза Наташи, держал в своих руках ее руки… Как вдруг ощутил – с почвой творится что‑то неладное. Почва уходила у меня из‑под ног. Да что там уходила – почва убегала, ускользала. Детская мебель оптом - высокое качество, большой выбор гарнитуров.И не успел я толком ничего сообразить, как в то же мгновение очутился на земле. Надо мной склонилась Наташа. В длинном до пят белом платье, в широкополой шляпе с голубой лентой она была прекрасна. Я торопливо поднялся и протянул Наташе руки. Но сегодня почва явно не хотела держать меня. Не успев моргнуть, я вновь грохнулся на землю, задрав вверх ноги в начищенных до блеска ботинках. Невольно я зажмурил глаза, а когда открыл, то вместо Наташи увидел ее братца, похожего на сестру как две капли воды. Сунув руки в карманы джинсов, он нагло смеялся. Я вскочил на ноги и броился на своего обидчика. Но ему вновь удалось спастись от моей справедливой мести, потому что я проснулся… Семь дней, вернее, семь ночей подряд мне снится один и тот же сон. Да, с той самой поры, как в нашем классе появилась Наташа. Как прекрасно сон начинается, и какой ужасный у него конец. Честно признаюсь, что я обожаю сны. Ведь сны – это кино, которое можно смотреть лежка, с закрытыми глазами и задаром. Да к тому же не просто кино, а какое мне хочется. По‑видимому, догадываясь о моем к ним расположении, сны нередко навещали меня и забирались под подушку. Разумеется, во всех снах я выглядел богатырем и гером. Едва завидев меня, в панике разбегались разбойники и жулики, а девчонки засыпали меня с головы до ног цветами. И вот на тебе – такой обидный сон! И главное, ничего общего не имеющий с правдой. Не дослушав до конца, мой друг прервал меня: – Погоняешь целый день, как я, мяч, ничего сниться не будет. С мячом под мышкой Саня отправился во двор. Мой друг, как он сам говорит, без пяти минут профессионал. Саня тренируется на стадионе «Динамо» у своего папы, в прошлом популярного футболиста. И каждую свободную минуту отдает футболу. Все ясно – Сане не до меня и вообще не до того, что у нас происходит. Но кто мне поможет разгадать сон? Говорят, девчонки доки по части снов. Для девчонок никаких загадок не существует. С девчонками в нашем классе я всегда ладил. Честно говоря, они были моими лучшими друзьями. Кроме Сани, понятно. Наверное, девчонки меня и за мальчишку не считали. Они поверяли мне свои тайны, а я носил их сумки. Я всегда советовался с девчонками и поступал так, как они хотели. А в Ляльку я был по уши влюблен. Всего лишь семь дней назад до того, как в нашем классе появилась Наташа. В этом не было ничего удивительного. Все мальчишки нашего класса были влюблены в Ляльку и вились вокруг нее на каждой переменке. – Ляля, девочки, – спросил я у Ляльки и у двух ее закадычных подруг Светы и Аллы, – а вы сны умеете разгадывать? – А кто тебе снится? – строго, вопросом на вопрос ответила Лялька, бросив быстрый взгляд на Наташу. Я поразился – Лялька мгновенно разгадала мой сон. Неужели у меня на лице все написано? – Не кто, а что, – отшутился я, – да так, всякая чепуха, не стоит занимать ваше просвещенное внимание. А может, у Наташи спросить, что означает сон. Вот так взять и спросить напрямик: – Почему ты мне снишься? Впрочем, почему Наташа мне снится, я догадываюсь. И вообще, нельзя вот так с бухты‑барахты огорошить человека вопросом. – Тебе сны снятся? – остановив Наташу, начал я издалека. – Такой ерундой не занимаюсь, – фыркнула Наташа. – А мне снятся, – с неожиданным вызовом произнес я. – Ты что – девчонка? – в зеленых глазах Наташи появилась насмешка. – Сны снятся только девчонкам. Ее ответ сразил меня наповал, и я не решился больше задавать вопросы. На следующей переменке то ли повалил снег, то ли пошел дождь. В общем, была нормальная весенняя погода. Во двор никого не тянуло, и все мальчишки и девчонки толпились в коридоре, отчего шум стоял невообразимый. Внезапно наступила оглушительная тишина. Я обернулся и ахнул – по коридору двигалась необычная процессия. Впереди стремительно шагала Калерия Васильевна, наша классная. Щеки ее были в красных пятнах. Как сказали бы в старину, лицо Калерии Васильевны пылало от праведного гнева. Рядом с классной, но всем своим видом демонстрируя, что она идет сама и ни в коем случае ее никто не ведет, и, более того, она никому и никогда не позволит себя вести, шла Наташа. За ней, опустив головы, плелись Света и Алла. Это я сейчас вспоминаю, кто за кем шел, а тогда я видел одну лишь Наташу. Мне казалось, что по коридору шла не моя одноклассница, а с гордо поднятой головой шествовала королева, а Света и Алла верноподанно несли ее шлейф и вообще выглядели сопровождающими Наташу лицами. Все, кто был в коридоре, склонились в почтительном поклоне. Но тут до моего уха долетело: – Калерия засекла девчонок! – Дымили в туалете! – Девчонки? Не свисти. Я очнулся и видение сразу исчезло. Моим глазам предстала суровая реальность – по коридору шла Наташа, и вели ее, скорее всего, в учительскую. – Ты видел? – я дернул за рукав Саню. – Влипла! – неодобрительно поморщился Саня. – Тоже мне придумала – курить! Как истый спортсмен, Саня сам не курил и презирал тех, кто курит. А между тем Наташа и сопровождающие ее лица исчезли в учительской. – Ее же могут исключить из школы, – я испугался за Наташу. – Ничего страшного, – утешил меня Саня, – увидишь ее во дворе. Это была правда. Наташа не только училась с нами в одном классе, но и жила в одном доме. Жила очень давно – целых семь дней. Мой друг с огорчением похлопал по мячу – что там ни говори, а переменка пролетела впустую. – Пошли в класс, – повернулся ко мне Саня. Я не сдвинулся с места. – Ты чего? – не отставал Саня. У меня пересохло в горле, и я лишь покачал головой. Саня поглядел на дверь учительской и пожал плечами. Мол, из‑за такого пустяка не стоит пропускать урок. Вот если бы это был матч, тогда другое дело. Мой друг ушел, а я все еще стоял, как столб. Произошла ужасная ошибка! Наташа не виновата. Чтобы такая девочка и курила! Кто‑то на нее возвел напраслину. Нет никаких сомнений – Наташу оклеветали. Ее надо спасать, а не раздумывать. Сломя голову я кинулся по коридору. Распахнул дверь учительской и замер на пороге. Посреди учительской стояли девчонки. Наташа с невозмутимым видом глядела в окно, словно все происходящее здесь не имело к ней ровным счетом никакого отношения. Зато у сопровождающих ее лиц вид был довольно кислый – они чувствовали, что им попадет по первое число. Калерия Васильевна, по‑видимому, только что завершила свое повествование о том, как она застала девчонок на месте преступления. Меня заметила Елизавета Петровна, наш директор. – Вот хорошо, что староста пришел. В нашем классе всем верховодили девчонки, и они предложили Калерии Васильевне назначить меня старостой. Я тут же встал горой за девчонок. Сперва сбивчиво, а потом все увереннее стал говорить, что, наверное, произошло недоразумение, так как в нашем классе ни один мальчишка не берет в рот эту гадость – сигареты, даже запаха их не выносит, а уж про девчонок и вовсе не может быть речи. Слыша мои слова, ожили повесившие было нос Света и Алла. А Наташа глянула на меня с нескрываемой насмешкой, и я замолк на полуслове, как телевизор, выключенный неожиданным нажатием кнопки. – Кирилл, – обиделась классная, – ты хочешь сказать, что я обманываю? А вот это что, по‑твоему? Калерия Васильевна показала на распечатанную пачку сигарет, лежавшую на столе. – Я никого не просила меня защищать, – резко сказала Наташа. – Я сама себя сумею защитить… Да, я курила и их уговаривала. Наташа показала на Свету и Аллу. Девчонки опустили головы. – Но они не поддались моим уговорам, – продолжала Наташа, – и даже ни разу не затянулись. Они ни в чем не виноваты, и вы их можете отпустить. Света и Алла с облегчением перевели дух. Ну и Наташа! Я был уверен, что Света и Алла дымили вместе с ней, а Наташа их выгораживает и берет всю вину на себя. Как же теперь я могу ее защищать, если она сама выбила у меня последний козырь? Прозвенел звонок. Доселе молчавшие учительницы поднялись, чтобы идти в классы. И каждая, проходя мимо Наташи, считала своим долгом сказать несколько слов о девочке. – Курение – это последняя капля, – первой начала учительница химии, – Наташа совершенно не работает на уроках… – Учится еле‑еле, – подхватила учительница английского. – Забывает дома тетради… – Дерзит учителям… – Ведет себя вызывающе… Я все ниже склонялся под тяжестью обвинений, которые обрушивались на Наташу. Мне казалось, они должны раздавить девочку. Я поднял глаза – а Наташе хоть бы хны! Стоит и улыбается. Завидное спокойствие. Да, теперь она пропала. Сейчас ей никто и ничто не поможет. – Как видишь, Кирилл, – вздохнула Елизавета Петровна, – никакого недоразумения нет. На свете есть лишь один человек, который может спасти Наташу. И этот человек – я. Но и я не знаю, как ей помочь. Света и Алла переминались с ноги на ногу. – На первый раз я вас прощаю, – сказала им Елизавета Петровна, – идите в класс… И ты, Кирилл, иди. Свету и Аллу не надо было долго упрашивать – они в одно мгновение испарились из учительской. А я не шелохнулся. Я не мог оставить Наташу одну. – Кирилл, ты не слышал, что я сказала? – спросила Елизавета Петровна. – Я пойду вместе с Наташей, – твердо сказал я. Неужели это я говорю? Вот не ожидал от себя такого упрямства. Впервые Наташа бросила на меня милостивый и любопытный взгляд. Директор и классная переглянулись. – Нет, Кирилл, Наташа останется, – сказала Елизавета Петровна, – у нас есть еще о чем поговорить с ней. Я нехотя пошел к выходу, но у двери обернулся. – Да не бойся, – рассмеялась Елизавета Петровна, – не съедим мы Наташу. Я почувствовал, что краснею с головы до пят, и выскочил в коридор. Машинально я сделал несколько шагов по направлению к своему классу, но остановился. Нет, не могу я Наташу оставить одну в беде. Она хорохорится, но я же вижу, я чувствую, как ей плохо! Ладно, так и быть – пропущу раз в жизни урок. У меня нет иного выхода. Страх на цыпочках прошелся у меня между лопаток. Что скажут учительницы? Лучший ученик 7 «Б», гордость школы Кирилл Романовский – и прогулял целый урок. Но я махнул рукой на свои страхи. Ради Наташи на что не пойдешь! От нетерпения я мерял шагами коридор, правда, не теряя из виду учительскую. В любую минуту по первому знаку Наташи я готов был броситься ей на помощь. Может, поэтому я не заметил, как появился этот человек. Увидал я его лишь тогда, когда он обратился ко мне с вопросом. Вернее, спросил, не глядя на меня, но поскольку в коридоре никого не было, я справедливо рассудил, что вопрос задан мне. – Где учительская? Вот что интересовало высокого, с черной бородой, в кожаном пиджаке человека. – Пожалуйста, пройдите прямо, потом налево и по правой стороне вторая дверь, это и есть учительская, – подробно и вежливо растолковал я. Несколько секунд он стоял неподвижно, переваривая услышанное. Мне почудилось, что у него сейчас зажжется лампочка и ровным железным голосом робота он произнесет: «Благодарю за информацию». Но лампочка не зажглась, и человек зашагал туда, куда я ему указал. А мне не сказал ни здрасьте, ни до свидания, ни спасибо. В отличие от робота его не научили говорить: «Благодарю за информацию». А может, он очень занятой человек, и у него просто нет времени на какие‑то лишние слова. Узнал все, что было ему необходимо, и ушел. Что‑то в суровых чертах его лица было мне знакомо, хотя я твердо знал, что никогда прежде его не видел. И только, когда он скрылся в учительской, меня осенило – это отец Наташи. Дочка неуловимо похожа на своего отца, хотя сходства вроде мало, – у Наташи каштановые волосы и зеленые глаза. По коридору шла женщина и, близоруко щурясь, разглядывала таблички на дверях. Когда она приблизилась ко мне, я увидел, что она совсем маленькая – мне по плечо. – Здравствуйте, – произнесла женщина и вся засветилась от радости. – Скажите, пожалуйста, а где учительская? Я молча показал рукой, мол, идите прямо, а потом сверните налево. Женщина, наверное, удивилась, что я так негостеприимно ее встречаю, но вежливо сказала: – Спасибо. – Пожалуйста, – буркнул я. И лишь когда женщина направилась к учительской, я опомнился – это же Наташина мама. Те же каштановые волосы и загадочные зеленые глаза. Удивительное существо Наташа – похожа сразу и на папу и на маму. Вероятно, наши учительницы решили, что сами с Наташей не совладают, и позвали на подмогу тяжелую артиллерию – родителей. Значит, тем более нельзя оставлять одну Наташу. Пока я обо всем об этом размышлял, ноги сами принесли меня к учительской. За дверью слышался голос Елизаветы Петровны, прерываемый раскатами мужского хохота. Смеялся, естественно, Наташин отец. Любопытно, что там такое забавное рассказывает Елизавета Петровна? Я отворил дверь и тихонько вошел. Все внимательно слушали директора, поэтому меня никто не заметил, и я мог оглядеться. Вроде бы ничего не изменилось с тех пор, как я здесь не был. Наташа по‑прежнему стояла посреди учительской, но поглядывала на всех уже с видом превосходства. – За семь дней, – закончила свою тираду Елизавета Петровна, – что Наташа учится в нашей школе, она натворила столько, сколько другой не удается за семь лет. – И вообще, – добавила Калерия Васильевна, – Наташа ведет себя, как мальчишка. Тут Наташин отец захохотал неудержимо. Было такое ощущение, что сегодня самый счастливый день в его жизни, что наконец исполнилась его заветная мечта. А ведь Наташиного отца вызвали к директору, чтобы сообщить о безобразном поведении его дочери. А Наташина мама? Она не смела поднять глаза на учительниц. – Мы сделаем все, что в наших силах, – неуверенно пообещала Наташина мама. – Да, да, – ради приличия отец оборвал смех, – мы примем меры. А сам подмигнул дочке, мол, не трусь, я тебя в обиду не дам. Наташа поймала его взгляд и счастливо улыбнулась. – Кирилл, почему ты не на уроке? – меня заметила Елизавета Петровна. – Людмила Ивановна спрашивает, когда Наташа придет в класс, – на ходу сочинил я. – Она начинает объяснять новый материал. Я, в общем, приврал самую малость. Я был уверен, что Людмила Ивановна, которая вела у нас географию и чей урок я сейчас прогуливал, и вправду беспокоилась, где бродят два ее ученика. Все воззрились на меня. Наташин отец помигал глазами (так и хотел сказать – лампочками) и все‑таки вспомнил, что мы встречались с ним в коридоре. И Наташина мама узнала меня и лишь печально улыбнулась. Мне показалось, что я стою на сцене под лучами прожекторов, и я почувствовал, что весь пылаю. – Хорошо, – решила Елизавета Петровна, – Наташа, Кирилл, идите в класс. Когда мы очутились в коридоре, я сочувственно произнес: – Самое трудное позади. Наташа смерила меня насмешливым взглядом и, ничего не сказав, быстро пошла. Я должен был прибавить шагу, чтобы догнать ее. А когда настиг, убедился, что я ей всего лишь по плечо, сбился с ноги и уныло поплелся следом за Наташей. Что за несправедливость? Стоило целый час ждать, чтобы вместо благодарности тебя смерили насмешливым взглядом? Кстати, до меня только сейчас дошло, что это такое – смерить взглядом. Это значит – посмотреть на тебя сверху вниз, от макушки до пят, чтобы удостовериться, существуешь ли ты на свете. И еще это значит – окатить тебя холодной водой, опять‑таки – от макушки до пят. Но вдруг в моей душе зазвучала музыка, и сразу все переменилось. Мне казалось, что я шел рядом с Наташей, мы держались за руки, и вообще я был на седьмом небе от счастья, и мне совершенно не хотелось оттуда слезать. Но – пришлось. Потому что мы вошли в класс.
|
