Не отрывая глаз от газеты, папа несет ложку с супом ко рту. Затаив дыхание, мы с мамой следим за полетом ложки. Особенно волнуюсь я, потому что сегодня у папы дебют. Дебют – это первое выступление на сцене. Конечно, папа не новичок, не счесть его выступлений на нашей домашней сцене передо мной и мамой. Но сегодня папа впервые выступает в роли главы семьи. Папа благополучно, не проронив ни капли супа, донес ложку. Я мысленно зааплодировал: «Браво, папа». Следом за первой вторая и третья ложки миновали мели и рифы и достигли места назначения. Папа прочитал одну газету и, прежде чем взяться за другую, спросил: – Как дела дома? – Хорошо, – робко произнесла мама. Папа поднял глаза на маму – почему такой неуверенный ответ? Мама заерзала на стуле и повернулась за подмогой ко мне. – Отлично! – бодро ответил я. Мой ответ успокоил папу, он вновь уткнулся в газету. А мама и я с волнением продолжали следить за полетом ложки. Но папа уже освоился и чувствовал себя в новой роли как рыба в воде. – Как дела в школе? – взгляд папиных очков остановился на мне. – Замечательно, – я ни секунды ни промедлил с ответом. – Превосходно! Папа одолел первое блюдо, и я накладываю ему и маме второе. Теперь я подвязался передником, вот чей он – мне трудно сказать. Был он раньше мамин, а носил его папа, сейчас он папин, а ношу его я. – Кир, а где Наташа? – в папином голосе прозвучало прежнее любопытство. – Снова у мамы, – я обрадовался, что папа снова стал папой. – Природа взяла свое, – философски заметил папа. – Вертит Наташа родителями как хочет, – как истинный ученый, мама говорила только правду. Папа строго посмотрел на маму. Как она может ему перечить? – Папа мне друг, но истина дороже, – переиначив древнего мыслителя, сказала мама. Папа смягчился. Он питал слабость к старинным изречениям, и мамины слова пролили бальзам на его душу. Нет, роль главы семьи, то есть человека, который задает вопросы и получает на них известные ему заранее ответы, папе определенно не по плечу. Когда мы приступили к третьему, к нам ворвался сияющий Наташин отец и громогласно объявил с порога: – Она вернулась! Пойдемте к нам – разделите мою радость. Помня о недавней стычке, мой папа неопределенно буркнул в ответ на приветствие Наташиного отца. Однако любопытство взяло верх – папа пошел вместе с нами взглянуть на блудную дочь. Наташу мы застали висящей вниз головой на турнике. В такой необычной позе она глядела телевизор. Наверно, было ужасно смешно смотреть, как на экране танцевали дамы в пышных платьях и кавалеры во фраках. Наташин отец с гордость продемонстрировал нам портативный телевизор. – Подарок по случаю возвращения. Мои родители переглянулись – а каков будет следующий подарок? Наша команда встретила возвращение Наташи криками «ура». Даже Саня проворчал что‑то приятное. Но больше всех обрадовалась Глафира Алексеевна. С возвращением Наташи мы нашли свою игру. И сразу прибавилось болельщиков, которые приходили поглазеть на наши тренировки. – Неплохо для любителей, – услышал я снисходительный голос. Я обернулся и увидел Саниного папу. Значит, он вернулся со сборов на Черном море. И вместе с Саниной мамой пришли поглядеть нашу игру. – Саня хорош, – не скрывал восхищения папа, – но мастерство не растет. – Взял бы и потренировал ребят, а то бедная женщина надрывается, – подала голос Санина мама. – И вон тот мальчишка в желтой майке прилично играет, – не отвечая на мамино предложение, заметил Санин папа. Вот умора! И Санин папа принял Наташу за мальчишку. Но она сегодня и вправду в ударе, обмотала одного защитника, потом второго и забила гол. Я всегда удивлялся, почему взрослые занятые люди так любят смотреть игры мальчишек. А теперь понял – из‑за голов. На взрослом футболе зрителей держат на голодном пайке, футболисты забьют мяч‑другой и уже радуются. А у нас счет 20:19 не редкость. Вот почему нет отбоя от болельщиков, когда играют мальчишки. – Борис, – услышал я мамин голос, – ты опаздываешь на премьеру. Я оборачиваюсь. Санины родители ушли, появились мои. Папа, как всегда, поддерживает маму под локоток. – Ну разве может театр сравниться с футболом? – разразился папа монологом. – Матч держит тебя в напряжении все девяносто минут игры, ты не знаешь, чем она окончится. А в театре, бывает, посмотришь минут пять и тебе уже ясна развязка, и ты зеваешь… Я ухожу с болью в сердце. Наш‑то хорош! Последние слова папа прошептал маме на ухо, но я их услышал. Так громко шепчут актеры в театре, чтобы их слова долетели до тех, кто сидит на галерке. Когда я вновь оборачиваюсь, то вижу, что мои родители ушли, а появился Наташин отец. Прислонившись к машине, он вертел в руках ключи и любовался дочкой. – Перерыв, – объявила в рупор Глафира Алексеевна. Мы не ушли далеко, а расположились тут же на скамейке. Наташа направилась к папе. Наверное, он предложил ей покататься, но Наташа осталась верна своему долгу и вернулась к нам. Наташин отец завел машину и уехал. После перерыва с Наташей вновь стало твориться неладное. Я выкатил ей мяч в самые ноги, а она его не увидела. Стояла и задумчиво глядела куда‑то вдаль. И мы все остановились, ждали, когда Наташа вернется из путешествия в маленький старинный городок. – Вы что, меня не узнаете? – Наташа очнулась и удивленно оглядела нас. – Не‑а, – буркнул Саня. – Узнаем, конечно, узнаем, – я поспешил утешить Наташу. Глафира Алексеевна была так расстроена, что достала папиросы и спички и уже собралась закурить, но, увидев наши осуждающие взгляды, лишь чертыхнулась: – Сколько можно измываться над ребенком! Бабушка объявила, что тренировка окончена, и все разбрелись по домам. Остались мы втроем – Наташа, Саня и я. Мы сели на скамейку и не знали, с чего начать разговор. Значит, завтра Наташа снова укатит к маме в маленький старинный городок. А когда вернется? Наверное, скоро. Если прежде Наташа уезжала на пять дней, то теперь возвращалась через день‑другой. Но и в нашем городе она долго не задерживается, пару дней погостит и – прощайте. – Ты поедешь к маме? – прервал тягостное молчание Саня. – Не знаю, – пожала плечами Наташа. – Тогда оставайся дома, – обрадовался я. – Не знаю, – снова сказала Наташа. Ну и ну! Наташа как тот витязь на распутье. Она не знает, какую дорогу ей выбрать – то ли отправиться к маме, то ли остаться у папы. А может, ей хочется покончить с кочевым образом жизни и перейти на оседлый? Но у Наташи нет дома, нет крыши над головой, ей негде найти приют. Значит, она бездомная и беспризорная? – Наташа, я предлагаю тебе переехать в наш дом, – решительно начал я. – Мы предоставим в твое распоряжение отдельную комнату с балконом, откуда открывается прекрасный вид на парк. Наташа даже не успела рта раскрыть, как в разговор вмешался Саня. – Интересно, почему в твой дом? А чем мой хуже? Наташа, переезжай к нам. Мы предоставим тебе отдельную комнату с балконом, откуда открывается прекрасный вид на озеро. К тому же мой отец часто бывает в командировках, а мама на дежурстве, поэтому тебе никто не будет мешать. Делай, что хочешь. – Вот именно – Наташа будет целый день одна, – ухватился я за слабое место в доводах своего соперника. – А мой папа, как тебе известно, человек творческого труда, и днем часто дома, поэтому Наташе не будет одиноко. К тому же папа искусный кулинар, и Наташе будет обеспечено полноценное питание. – А моя мама врач, – и не думал сдаваться мой друг. – Значит, Наташе будет обеспечена квалифицированная медицинская помощь. А она ей сейчас необходима, чтобы восстановить душевное равновесие. Ну, Саня! Прижал меня к стенке. – Из‑за своих разъездов Наташа здорово запустила учебу, отстала, и теперь ей приходится догонять одноклассников. Самой Наташе не справиться. Согласись, что с моей помощью Наташа быстро наверстает отставание. Мы горячо говорили о Наташе, но совершенно забыли, что она сидит между нами на скамейке. Нас волновало одно – к кому она переедет жить. – Ага, – Саню вроде убедили мои доводы, но он не преминул подставить мне ножку, – особенно после того, как ты в один день умудрился отхватить пять «пар». – Когда это было! – от возмущения я пустил петуха. И тут Наташа рассмеялась. Мы сразу прекратили наши споры и уставились на девочку – какой она сделает выбор. – Спасибо, мальчики, меня очень тронула ваша забота, – сказала Наташа, – но в доме Глафиры Алексеевны есть подвал. Там я и поживу, пока все образуется. Мы с восхищением поглядели на Наташу. Она нашла самый интересный, романтичный выход. Наташа тут же принялась за дело. Она сбегала домой и вернулась с дорожной сумкой. – Оставила папе записку, что поехала к маме, – сообщила нам Наташа. Саня взял у Наташи сумку, и мы по одному вошли в подъезд к Глафире Алексеевне. Впрочем, нам незачем было соблюдать осторожность, ведь мы бывали частыми гостями у нашей бабушки и беспрерывно заходили к ней в подъезд. По лестнице мы спустились вниз, в подвал. Вероятно, Наташа уже бывала тут. Она удивительно легко ориентировалась в подвальной полутьме и уверенно вела нас, перешагивая через трубы. У стены, под маленьким окошком, в узком пространстве за котлом Наташа выбрала себе убежище. – Мальчики, – предупредила Наташа, – о том, что я здесь, не должна знать ни одна живая душа. – За кого ты нас принимаешь? – Саня даже обиделся. Поскольку Наташа перешла на оседлый образ жизни, мы решили, что с завтрашнего дня она отправится в школу. Переговоры с директором и классной поручили вести мне. Я гордился оказанным доверием, но понимал, что выполнить поручение будет нелегко – не очень веселую память по себе оставила Наташа. Я сразу же помчался в школу. Беспокоило меня одно, застану ли я Елизавету Петровну. Но мне повезло – в школе собирался педсовет и пришли все учительницы. Я вызвал в коридор Калерию Васильевну. – Я понимаю, – начал я издалека, – сколько нервов вам испортил в последнее время. И очень сожалею об этом. – Я уже про все забыла, – простила меня Калерия Васильевна. – А уж про Наташу и говорить нечего, – подошел я к тому, ради чего явился. – Верно, – согласилась классная, – кстати, где она сейчас? – Наташа в опасности, – выпалил я. Я сам и не догадывался тогда, что сказал чистую правду. А потом я принялся живописать, как неблагоразумные родители приманивают дочку драгоценными подарками, и бедная Наташа вынуждена проводить все время в поездках между папой и мамой, а потому совершенно забросила учение. А ей необходимо окончить седьмой класс. – Лучшим выходом из создавшегося положения будет, если Наташа снова вернется в нашу школу, – закончил я свой монолог. Я чувствовал, что был сегодня красноречив, как папа. Потому что меня вдохновляла благородная цель. Классная выслушала меня и задумалась. Я уже пожалел, что так долго разглагольствовал. Ну, действительно, зачем Калерии Васильевне такая обуза, как Наташа. Зачем классной снова брать к себе девочку и мучиться с ней? А может, Калерия Васильевна сомневается, что Наташа догонит одноклассников? – Я вам обещаю, – торжественно произнес я, – что Наташа окончит седьмой класс на пятерки и четверки. Я в лепешку расшибусь, но добьюсь этого. – Я рада, что не ошиблась в тебе, Кирилл, – лицо Калерии Васильевны просветлело. – Я знала, что в трудную минуту ты поможешь Наташе. Пошли к Елизавете Петровне. Директору не надо было долго объяснять, она все сразу поняла. – Значит, сейчас Наташа живет у отца? – задала Елизавета Петровна простой вопрос. – Сейчас Наташа живет в нашем городе, – наконец, выкрутился я. Елизавета Петровна подумала и разрешила Наташе с завтрашнего дня прийти в школу, потому что сейчас самое главное – окончить седьмой класс, а все формальности они уладят потом. Гордый, что так здорово все получилось, я побежал к Наташе и Сане. По дороге я неожиданно остановился у детского магазина. Всю витрину занимали куклы – маленькие и большие, в нарядных платьицах, кудрявые, с милыми глазками. Сто раз по дороге из школы домой я проходил мимо магазина и совсем не обращал внимания на кукол. Я вспомнил, что в маленьком старинном городке Наташу ждет кукла. Я забежал домой и сказал папе, что видел потрясающие марки, и попросил денег. – Завтра купишь, – отмахнулся папа. Он сидел за машинкой, в которой был вставлен чистый лист бумаги. – Папа, – вдруг спросил я, – а где ты ночевал, когда тебя дома не было? Я подумал, наверное, у папы есть пристанище и там можно будет поселить Наташу. При ближайшем рассмотрении подвал не произвел на меня романтического впечатления. Наоборот, от подвальных стен повеяло тревогой. – У приятелей, в общем, где придется, – недовольно пробормотал папа и, чтобы отвязаться от меня, дал деньги. Я побежал в магазин, выбрал самую большую куклу и вскоре с огромной коробкой появился в подвале. Наташа и Саня времени даром не теряли. Саня обнаружил в подвале матрац, принес из дома одеяла, подушку – постель для Наташи была готова. Когда я пришел, Наташа и Саня пили чай из термоса и ели бутерброды. – Все в порядке, – небрежно похвастался я, – завтра ты снова пойдешь в школу. – Спасибо, – сказала Наташа, – присаживайся, поужинай. Меня не надо было упрашивать. Я сел на матрац и вскоре уплетал бутерброды, запивая их крепким чаем из Саниного термоса. – А что ты принес? – Сане не давала покоя коробка. Я развязал шпагат, вынул из коробки куклу и протянул Наташе. – Тебе, чтобы ты не скучала. – Нашел чего принести – куклу, – хмыкнул Саня. – Да Наташке боксерские перчатки нужны. Верно? Наташа ничего не ответила, но по благодарному взгляду, который она бросила на меня, я понял, что угадал ее желание. Уже начало смеркаться, когда мы, пожелав спокойной ночи, оставили девочку одну. Странная получается ситуация, думал я, лежа дома в мягкой теплой постели. Наташин отец считает, что Наташа у мамы, и терпеливо ждет, когда она вернется. А мама уверена, что дочка у отца, и надеется, что Наташа в скором времени к ней приедет. А Наташа оказалась между небом и землей, то есть между папой и мамой.