| Ветер свистел в оба уха доктора Гаспара. Мелодия выходила отвратительная, даже хуже того негритянского галопа, который исполняют дуэтом точильное колесо и нож под руками старательного точильщика. Доктор закрыл уши воротником и подставил ветру спину. Тогда ветер занялся звёздами. Он то задувал их, то катил, то проваливал за чёрные треугольники крыш. Когда эта игра надоела, он выдумал тучи. Но тучи развалились, как башни. Тут ветер сразу стал холодным: он похолодел от злости. Доктору пришлось закутаться в плащ. Половину плаща он уделил кукле. – Погоняйте! Погоняйте! Пожалуйста, погоняйте! Ни с того ни с сего доктору стало страшно, и он торопил кучера. Было очень тревожно, темно и пустынно. Только в нескольких окнах появились красноватые огоньки, остальные были закрыты ставнями. Люди ожидали страшных событий. В этот вечер многое казалось необычным и подозрительным. И порой доктор даже опасался, что глаза странной куклы, чего доброго, засияют в темноте, как два прозрачных камешка. Он старался не смотреть на свою спутницу. «Чепуха! – успокаивал он себя. – У меня расходились нервы. Самый обыкновенный вечер. Только мало прохожих. Только ветер так странно кидает их тени, что каждый встречный кажется наёмным убийцей в крылатом таинственном плаще... Только газовые фонари на перекрёстках горят каким‑то мертвенно‑голубым светом... Ах, если бы скорей добраться до Дворца Трёх Толстяков!..» Есть очень хорошее средство от страха: заснуть. Особенно рекомендуется натянуть на голову одеяло. Доктор прибег к этому средству. Одеяло он заменил шляпой, которую плотно надвинул на глаза. Ну и, конечно, он начал считать до ста. Это не помогло. Тогда он воспользовался сильнодействующим средством. Он повторял про себя: «Один слон и один слон – два слона: два слона и один слон – три слона, три слона и один слон – четыре слона...» Дошло до целого табуна слонов. А уже сто двадцать третий слон из воображаемого слона превратился в настоящего слона. И так как доктор не мог понять, слон ли это или розовый силач Лапитуп, то, очевидно, доктор спал и начинал видеть сон. Время во сне проходит гораздо быстрее, чем наяву. Во всяком случае, доктор во сне успел не только доехать до Дворца Трёх Толстяков, но и предстать перед их судом. Каждый стоял перед ним, держа за руку куклу, как цыган держит свою обезьянку в синей юбке. Они не хотели слушать никаких объяснений. «Ты не выполнил приказа, – говорили они. – Ты заслужил суровую кару. Вместе с куклой ты должен пройти по проволоке над Площадью Звезды. Только сними очки...» Доктор просил прощения. Главным образом он боялся за участь куклы... Он говорил так: «Я уже привык, я уже умею падать... Если я сорвусь с проволоки и упаду в бассейн, это ничего. Я имею опыт: я падал вместе с башней на площади у городских ворот... Но кукла, бедная кукла! Она разобьётся вдребезги... Пожалейте её... Ведь я уверен, что это не кукла, а живая девочка с чудесным именем, которое я забыл, которое я не могу припомнить...» «Нет! – кричали Толстяки. – Нет! Никакого прощения! Таков приказ Трёх Толстяков!» Крик был так резок, что доктор проснулся. – Таков приказ Трёх Толстяков! – кричал кто‑то над самым его ухом. Теперь уже доктор не спал. Это кричали наяву. Доктор освободил глаза, или, вернее, очки, из‑под шляпы и огляделся. Ночь, пока он спал, успела основательно почернеть. Экипаж стоял. Его окружили чёрные фигуры: они‑то и подняли крик, впутавшись в сон доктора. Они размахивали фонарями. От этого перелетали решетчатые тени. – В чём дело? – спросил доктор. – Где мы находимся? Кто эти люди? Одна из фигур приблизилась и подняла фонарь на уровень головы, осветив доктора. Фонарь закачался. Рука, державшая его сверху за кольцо, была в перчатке из грубой кожи, с широким раструбом. Доктор понял: гвардейцы. – Таков приказ Трёх Толстяков, – повторила фигура. Жёлтый свет разрывал её на части. Поблёскивала клеёнчатая шляпа, ночью производившая впечатление железной. – Никто не имеет права приблизиться к дворцу ближе чем на километр. Сегодня издали этот приказ. В городе волнения. Дальше ехать нельзя! – Да, но мне необходимо явиться во дворец. Доктор был возмущён. Гвардеец говорил железным голосом: – Я начальник караула, капитан Цереп. Я вас не пущу дальше ни на шаг! Поворачивай! – крикнул он кучеру, замахнувшись фонарём. Доктору стало не по себе. Однако он не сомневался, что, узнав, кто он и почему ему нужно во дворец, его немедленно пропустят. – Я доктор Гаспар Арнери, – сказал он. В ответ загремел смех. Со всех сторон заплясали фонари. – Гражданин, мы не расположены шутить в такое тревожное время и в такой поздний час, – сказал начальник караула. – Я повторяю вам: я доктор Гаспар Арнери. Начальник караула впал в ярость. Он медленно и раздельно проговорил, сопровождая каждое слово звяканьем сабли: – Для того чтобы проникнуть во дворец, вы прикрываетесь чужим именем. Доктор Гаспар Арнери не шатается по ночам. Особенно в эту ночь. Сейчас он занят важнейшим делом: он воскрешает куклу наследника Тутти. Только завтра утром он явится во дворец. А вас, как обманщика, я арестую! – Что?! – Тут уже доктор пришёл в ярость. «Что?! Он смеет мне не верить? Хорошо. Я ему сейчас покажу куклу!» Доктор протянул руку за куклой – и вдруг... Куклы не оказалось. Пока он спал, она выпала из экипажа. Доктор похолодел. «Может быть, это всё сон?» – мелькнуло у него в сознании. Увы! Это была действительность. – Ну! – промычал начальник караула, сжимая зубы и шевеля пальцами, державшими фонарь. – Уезжайте к черту! Я вас отпускаю, чтобы не возиться со старикашкой... Вон! Пришлось повиноваться. Кучер повернул. Экипаж заскрипел, фыркнула лошадь, железные фонари метнулись в последний раз, и бедный доктор поехал обратно. Он не выдержал и заплакал. С ним так грубо разговаривали; его назвали старикашкой; а самое главное – он потерял куклу наследника Тутти! «Это значит, что я потерял голову в самом буквальном смысле». Он плакал. Очки его вспотели, он ничего не видел. Ему захотелось зарыться головой в подушку. Между тем кучер погонял лошадь. Десять минут огорчался доктор. Но вскоре вернулась к нему обычная его рассудительность. «Я ещё могу найти куклу, – обдумывал он. – В эту ночь мало прохожих. Это место всегда пустынно. Может быть, никто за это время не прошёл по дороге...» Он приказал кучеру продвигаться шагом и внимательно осматривать путь. – Ну что?.. Ну что? – спрашивал он каждую минуту. – Ничего не видно. Ничего не видно, – отвечал кучер. Он сообщал о совсем ненужных и неинтересных находках: – Бочонок. – Нет... не то... – Хороший, большой кусок стекла. – Нет. – Рваный башмак. – Нет, – всё тише отвечал доктор. Кучер старался вовсю. Он высмотрел все глаза. В темноте он видел так хорошо, точно был не кучером, а капитаном океанского парохода. – А куклы... вы не видите? Куклы в розовом платьице? – Куклы нет, – говорил кучер печальным басом. – Ну, в таком случае её подобрали. Больше искать нет смысла... Здесь, на этом месте, я заснул... Тогда ещё она сидела рядом со мной... Ах! И доктор снова готов был заплакать. Кучер несколько раз сочувственно потянул носом. – Что же делать? – Ах, я уж не знаю... Ах, я уж не знаю... – Доктор сидел, опустив голову на руки, и покачивался от горя и толчков экипажа. – Я знаю, – сказал он. – Ну конечно... ну конечно... Как мне раньше не пришло это в голову! Она убежала, эта кукла... Я заснул, а она убежала. Ясно. Она была живая. Я сразу это заметил. Впрочем, это не уменьшает моей вины перед Тремя Толстяками... Тут ему захотелось кушать. Он помолчал немного, а потом заявил очень торжественно: – Я сегодня не обедал! Везите меня к ближайшему трактиру. Голод успокоил доктора. Долго они ездили по тёмным улицам. Все трактирщики позакрывали свои двери. Все толстяки переживали в эту ночь тревожные часы. Они приколотили новые засовы и заставили входы комодами и шкафами. Они забили окна перинами и полосатыми подушками. Они не спали. Все, кто был потолще и побогаче, ожидали в эту ночь нападения. Цепных собак не кормили с утра, чтобы они стали внимательнее и злее. Жуткая ночь наступила для богатых и толстых. Они были уверены, что каждую минуту народ может снова подняться. Слух о том, что несколько гвардейцев изменили Трём Толстякам, искололи куклу наследника Тутти и ушли из дворца, распространился по городу. Это очень тревожило всех богачей и обжор. – Черт возьми! – возмущались они. – Мы уже не можем надеяться на гвардейцев. Вчера они подавили восстание народа, а сегодня они направят свои пушки на наши дома. Доктор Гаспар потерял всякую надежду утолить свой голод и отдохнуть. Вокруг не было никаких признаков жизни. – Неужели ехать домой? – взмолился доктор. – Но это так далеко... Я умру от голода... И вдруг он почувствовал запах жаркого. Да, приятно пахло жареным: вероятно, бараниной с луком. А кучер в ту же минуту увидел невдалеке свет. Узкая полоса света шаталась под ветром. Что это было? – Вот если бы трактир! – воскликнул доктор в восторге. Они подъехали. Оказалось, вовсе не трактир. В стороне от нескольких домишек, на пустыре, стоял дом на колёсах. Узкая полоса света оказалась щелью неплотно закрытой двери этого дома. Кучер слез с козёл и пошёл на разведку. Доктор, забыв о злоключениях, наслаждался запахом жаркого. Он сопел, посвистывал носом и жмурился. – Во‑первых, я боюсь собак! – кричал кучер из темноты. – Во‑вторых, здесь какие‑то ступеньки... Всё обошлось благополучно. Кучер взобрался по ступенькам к дверям и постучал. – Кто там? Узкая полоска света превратилась в широкий, яркий четырёхугольник. Дверь раскрылась. На пороге стоял человек. Среди пустого окрестного мрака на этом ярко освещённом фоне он казался плоским, вырезанным из чёрной бумаги. Кучер отвечал за доктора: – Это доктор Гаспар Арнери. А вы кто такие? Чей это дом на колёсах? – Здесь балаганчик дядюшки Бризака, – ответила китайская тень с порога. Она чему‑то обрадовалась, заволновалась, замахала руками. – Пожалуйте, господа, пожалуйте! Мы очень довольны, что доктор Гаспар Арнери посетил балаганчик дядюшки Бризака. Счастливый конец! Довольно ночных странствований! Да здравствует балаганчик дядюшки Бризака! И доктор, и кучер, и лошадь нашли приют, ужин, отдых. Дом на колёсах оказался гостеприимным домом. В нем жила бродячая труппа дядюшки Бризака. Кто не слышал этого имени! Кто не знал о балаганчике дядюшки Бризака! Круглый год балаганчик устраивал свои представления на рыночных площадях в дни праздников и ярмарок. Какие здесь были искусные актёры! Как занимательны были их спектакли! И главным было то, что здесь, в этом балаганчике, выступал канатоходец Тибул. Мы уже знаем, что он покрыл себя славой лучшего канатоходца в стране. Свидетелями его ловкости мы были на Площади Звезды, когда по проволоке он прошёл над страшной бездной под пулями гвардейцев. Сколько мозолей выскакивало на руках зрителей, и маленьких и больших, когда Тибул выступал на рыночных площадях! Так усердно хлопали ему и лавочники, и нищие старухи, и школьники, и солдаты, и все, все... Теперь, впрочем, лавочники и франты сожалели о своём прежнем восторге: «Мы ему рукоплескали, а он сражается против нас!» Балаганчик дядюшки Бризака осиротел: гимнаст Тибул покинул его. Доктор Гаспар ничего не сказал о том, что произошло с Тибулом. Умолчал он также о кукле наследника Тутти. Что увидел доктор в балаганчике, внутри дома на колёсах? Его усадили на большом турецком барабане, украшенном пунцовыми треугольниками и золотой проволокой, сплетённой в виде сетки. Дом, построенный на манер вагона, состоял из нескольких жилищ, разделённых холщовыми перегородками. Был поздний час. Население балаганчика спало. Человек, открывший дверь и казавшийся китайской тенью, был не кто иной, как старый клоун. Звали его Август. Он нёс дежурство в эту ночь. Когда доктор подъехал к балаганчику, Август готовил себе ужин. Действительно, это была баранина с луком. Доктор сидел на барабане и осматривал помещение. На ящике горела керосиновая лампа. На стенах висели обручи, обтянутые папиросной бумагой, белой и розовой, длинные полосатые бичи с блестящими металлическими ручками, костюмы, осыпанные золотыми кружочками, расшитые цветами, звёздами, разноцветными лоскутами. Со стен глядели маски. У некоторых торчали рога; у других нос напоминал турецкую туфлю; у третьих рот был от уха до уха. Одна маска отличалась огромными ушами. Самое смешное было то, что уши были человеческие, только очень большие. В углу, в клетке, сидел какой‑то маленький непонятный зверь. У одной из стен стоял длинный деревянный стол. Над ним висели зеркальца. Десять штук. Возле каждого зеркальца торчала свеча, приклеенная к столу собственным соком – стеарином. Свечи не горели. На столе валялись коробочки, кисточки, краски, пуховки, парики, лежала розовая пудра, высыхали разноцветные лужицы. – Мы удирали сегодня от гвардейцев, – заговорил клоун. – Вы знаете, гимнаст Тибул был нашим актёром. Гвардейцы хотели нас схватить: они думают, что мы спрятали его. – Старый клоун казался очень печальным. – А мы сами не знаем, где гимнаст Тибул. Его, должно быть, убили или посадили в железную клетку. Клоун вздыхал и качал седой головой. Зверь в клетке смотрел на доктора кошачьими глазами. – Жаль, что вы так поздно приехали к нам, – говорил клоун. – Мы вас очень любим. Вы бы успокоили нас. Мы знаем, что вы друг обездоленных, друг народа. Я вам напомню один случай. Мы давали спектакль на Рынке Бычачьей Печёнки. Это было в прошлом году весной. Моя девочка пела песенку... – Так, так... – вспомнил доктор. Вдруг он почувствовал странное волнение. – Помните? Вы тогда были на рынке. Вы смотрели наше представление. Моя девочка пела песенку о пироге, который предпочёл лучше сгореть в печке, чем попасть в желудок толстого дворянина... – Да, да... помню... Дальше? – Знатная дама, старуха, услыхала это и обиделась. Она велела своим носатым слугам выдрать мою девочку за уши. – Да, я помню. Я вмешался. Я прогнал слуг. Дама узнала меня, и ей стало стыдно. Правда? – Да. Потом вы ушли, а моя девочка сказала, что если бы её выдрали за уши слуги знатной старухи, то она не могла бы жить... Вы её спасли. Она этого никогда не забудет! – А где ваша девочка теперь? – спросил доктор. Он очень волновался. Тогда старый клоун подошёл к холщовой перегородке и позвал. Он сказал странное имя, произнёс два звука, как будто раскрыл маленькую деревянную круглую коробочку, которая трудно раскрывается: – Суок! Прошло несколько секунд. Потом холщовая створка приподнялась, и оттуда выглянула девочка, чуть наклонив голову с растрёпанными кудрями. Она смотрела на доктора серыми глазами, немного снизу, внимательно и лукаво. Доктор поднял глаза и обомлел: это была кукла наследника Тутти!
|
