Доктор упал счастливо: он не разбил головы и ноги у него остались целы. Впрочем, это ничего не значит. Даже и счастливое падение вместе с подстреленной башней не совсем приятно, в особенности для человека не молодого, а скорее старого, каким был доктор Гаспар Арнери. Во всяком случае, от одного испуга доктор потерял сознание. Когда он пришёл в себя, уже был вечер. Доктор посмотрел вокруг: – Какая досада! Очки, конечно, разбились. Когда я смотрю без очков, я, вероятно, вижу так, как видит не близорукий человек, если надевает очки. Это очень неприятно. Потом он поворчал по поводу отломанных каблуков: – Я и так невелик ростом, а теперь стану на вершок ниже. Или, может быть, на два вершка, потому что отломились два каблука? Нет, конечно, только на один вершок... Он лежал на куче щебня. Почти вся башня развалилась. Длинный и узкий кусок стены торчал, как кость. Очень далеко играла музыка. Весёлый вальс улетал с ветром – пропадал и не возвращался. Доктор поднял голову. Наверху свисали с разных сторон чёрные поломанные стропила. На зеленоватом вечернем небе блистали звезды. – Где это играют? – удивился доктор. Без плаща становилось холодно. Ни один голос не звучал на площади. Доктор, кряхтя, поднялся среди камней, повалившихся друг на дружку. По дороге он зацепился за чей‑то большой сапог. Слесарь лежал, вытянувшись поперёк балки, и смотрел в небо. Доктор пошевелил его. Слесарь не хотел вставать. Он умер. Доктор поднял руку, чтобы снять шляпу. – Шляпу я тоже потерял. Куда же мне идти? Он ушёл с площади. На дороге лежали люди; доктор низко наклонялся над каждым и видел, как звезды отражаются в их широко раскрытых глазах. Он трогал ладонью их лбы. Они были очень холодные и мокрые от крови, которая ночью казалась чёрной. – Вот! Вот! – шептал доктор. – Значит, народ побеждён... Что же теперь будет? Через полчаса он добрался до людных мест. Он очень устал. Ему хотелось есть и пить. Здесь город имел обычный вид. Доктор стоял на перекрёстке, отдыхая от долгой ходьбы, и думал: «Как странно! Горят разноцветные огни, мчатся экипажи, звенят стеклянные двери. Полукруглые окна сияют золотым сиянием. Там вдоль колонн мелькают пары. Там весёлый бал. Китайские цветные фонарики кружатся над чёрной водой. Люди живут так, как жили вчера. Неужели они не знают о том, что произошло сегодня утром? Разве они не слышали пальбы и стонов? Разве они не знают, что вождь народа, оружейник Просперо, взят в плен? Может быть, ничего и не случилось? Может быть, мне приснился страшный сон?» На углу, где горел трехрукий фонарь, вдоль тротуара стояли экипажи. Цветочницы продавали розы. Кучера переговаривались с цветочницами. – Его протащили в петле через весь город. Бедняжка! – Теперь его посадили в железную клетку. Клетка стоит во Дворце Трёх Толстяков, – сказал толстый кучер в голубом цилиндре с бантиком. Тут к цветочницам подошла дама с девочкой, чтобы купить розы. – Кого посадили в клетку? – заинтересовалась она. – Оружейника Просперо. Гвардейцы взяли его в плен. – Ну и слава богу! – сказала дама. Девочка захныкала. – Отчего же ты плачешь, глупенькая? – удивилась дама. – Ты жалеешь оружейника Просперо? Не надо его жалеть. Он хотел нам вреда... Посмотри, какие красивые розы... Большие розы, как лебеди, медленно плавали в мисках, полных горьковатой воды и листьев. – Вот тебе три розы. А плакать незачем. Они мятежники. Если их не сажать в железные клетки, то они заберут наши дома, платья и наши розы, а нас перережут. В это время пробежал мимо мальчишка. Он дёрнул сначала даму за её плащ, расшитый звёздами, а после девочку за её косичку. – Ничего, графиня! – крикнул мальчишка. – Оружейник Просперо в клетке, а гимнаст Тибул на свободе! – Ах, нахал! Дама топнула ногой и уронила сумочку. Цветочницы начали звонко смеяться. Толстый кучер воспользовался суматохой и предложил даме сесть в экипаж и поехать. Дама и девочка укатили. – Подожди, прыгун! – крикнула цветочница мальчику. – Иди‑ка сюда! Расскажи, что ты знаешь... Два кучера сошли с козёл и, путаясь в своих капотах с пятью пелеринками, подошли к цветочницам. «Вот кнут так кнут! Кнутище!» – подумал мальчишка, глядя на длинный бич, которым помахивал кучер. Мальчишке очень захотелось иметь такой кнут, но это было невозможно по многим причинам. – Так что ты говоришь? – спросил кучер басом. – Гимнаст Тибул на свободе? – Так говорят. Я был в порту... – Разве его не убили гвардейцы? – спросил другой кучер тоже басом. – Нет, папаша... Красотка, подари мне одну розу! – Подожди, дурак! Ты лучше рассказывай... – Да. Вот, значит, так... Сначала все думали, что он убит. Потом искали его среди мёртвых и не нашли. – Может быть, его сбросили в канал? – спросил кучер. В разговор вмешался нищий. – Кого в канал? – спросил он. – Гимнаст Тибул не котёнок. Его не утопишь! Гимнаст Тибул жив. Ему удалось бежать! – Врёшь, верблюд! – сказал кучер. – Гимнаст Тибул жив! – закричали цветочницы в восторге. Мальчишка стянул розу и бросился бежать. Капли с мокрого цветка посыпались на доктора. Доктор вытер с лица капли, горькие, как слезы, и подошёл ближе, чтобы послушать, что скажет нищий. Тут разговору помешало некоторое обстоятельство. На улице появилась необыкновенная процессия. Впереди ехали два всадника с факелами. Факелы развевались, как огненные бороды. Затем медленно двигалась чёрная карета с гербом. А позади шли плотники. Их было сто. Они шли с засученными рукавами, готовые к работе, – в фартуках, с пилами, рубанками и ящиками под мышкой. По обе стороны процессии ехали гвардейцы. Они сдерживали лошадей, которым хотелось скакать. – Что это? Что это? – заволновались прохожие. В чёрной карете с гербом сидел чиновник Совета Трёх Толстяков. Цветочницы перепугались. Подняв ладони к щекам, они смотрели на его голову. Она была видна через стеклянную дверцу. Улица была ярко освещена. Чёрная голова в парике покачивалась, как мёртвая. Казалось, что в карете сидит птица. – Сторонись! – кричали гвардейцы. – Куда идут плотники? – спросила маленькая цветочница старшего гвардейца. И гвардеец прокричал ей в самое лицо так свирепо, что у неё раздулись волосы, точно на сквозняке: – Плотники идут строить плахи! Поняла? Плотники построят десять плах! – А! Цветочница уронила миску. Розы вылились, как компот. – Они идут строить плахи! – повторил доктор Гаспар в ужасе. – Плахи! – прокричал гвардеец, оборачиваясь и скаля зубы под усами, похожими на сапоги. – Плахи всем мятежникам! Всем отрубят головы! Всем, кто осмелится восстать против власти Трёх Толстяков! У доктора закружилась голова. Ему показалось, что он упадёт в обморок. «Я слишком много пережил за этот день, – сказал он про себя, – и, кроме того, я очень голоден и очень устал. Нужно поторопиться домой». В самом деле, доктору пора было отдохнуть. Он так был взволнован всем происшедшим, увиденным и услышанным, что даже не придавал значения собственному полёту вместе с башней, отсутствию шляпы, плаща, трости и каблуков. Хуже всего было, конечно, без очков. Он нанял экипаж и отправился домой.
|