Перемена погоды повлекла за собою неминуемую перемену всех планов охотников и спасла врага их от немедленного возмездия.

 Две недели продолжалась оттепель, и затем пошёл дождь. Озеро покрылось водой дюймов на шесть; река разлилась по всему льду, быстро уничтожая последние остатки его. Грязь и мокрый снег положили конец путешествиям по лесу, предсказывая быстрое наступление весны. Каждую ночь слегка подмораживало, и с каждым днём солнце грело всё сильнее; на открытых солнечных склонах появились всюду широкие проталины. 

Воспользовавшись первым днём, когда слегка подморозило, трапперы отправились в обход, зная хорошо, что наступил уже конец сезону и вместе с тем настал и шестимесячный отдых всем капканам и ловушкам. Они направились обычной дорогой, захватив с собой лыжи, хотя теперь они редко пользовались ими. Здесь они увидели большой след; Куонеб указал на него и что-то промычал в утвердительном смысле, когда Рольф спросил: — Медведь? 

Да! Медведи бродили теперь в лесу; зимняя спячка их кончилась. Они были теперь жирные, и мех их бьш в цене; через месяц они должны были похудеть и начать линять. Наступило время охоты на медведя — или капканом, или с собакой. Скукум, без сомнения, считал последний способ охоты самым подходящим для себя, но дело в том, что на медведя мало одной собаки. Надо, по меньшей мере, три-четыре, чтобы дразнить его сзади, забегать ему спереди и вступать с ним в схватку; одна собака могла только заставить его улепётывать.

 У них не было подходящих капканов, и они, зная, что медведи весною ходят очень далеко, не захотели идти по его следам. 

В ловушках они нашли двух куниц, но одна из них испортилась вследствие тёплой погоды. Они узнали на этот раз, что у врага их была своя линия капканов, для которой он употреблял частью и их ловушки. Он недавно делал обход и воспользовался до некоторой степени их трудами. Несмотря на то, что следы его были сделаны два дня тому назад, их нетрудно было проследить на снегу и на земле. Куонеб осмотрел своё ружьё; он прикусил нижнюю губу и зашагал вперёд. — Что ты хочешь делать, Куонеб? Неужели пустишь в ход ружьё? — Когда подойду достаточно близко. В глазах краснокожего сверкнул опасный огонёк, заставивший Рольфа молча следовать за ним. На расстоянии трёх миль они прошли мимо трёх куньих капканов и наконец увидели у дерева большой треугольник из брёвен с приманкой и с такими признаками, которые ясно указывали опытному глазу, что в этом месте спрятан большой железный капкан для медведя.

 С трудом удалось им пресечь любознательность Скукума, и они двинулись дальше. Они прошли ещё мили две и тут убедились, что враг их, хотя и был недобросовестным траппером, зато был опытным бродягой и хорошо знал всю окружающую местность. Вечером на закате солнца они пришли к своей стоянке, выстроенной на полпути от хижины, и остались там на ночь. Когда Рольф перед тем, как ложиться спать, вышел взглянуть ещё раз на небо, он услышал вдруг скрип дерева и очень удивился, так как кругом царила мёртвая тишина. 

Даже Скукум обратил на это внимание. Но скрип не повторялся больше. Утром они снова пустились в путь. В лесу во всякое время слышатся самые разнообразные звуки — шелест деревьев, вариации соек на разные тоны, карканье во́ронов, трескотня кузнечиков, и между ними случайные возгласы тетеревов, куропаток и сов. Четвероногие молчат в большинстве случаев, за исключением рыжей белки, которая настолько же болтлива, как и деятельна. Далёкие звуки разносятся эхом далеко по лесу, некоторые из них слышатся очень далеко. 

Ни днём, ни ночью не проходило и пяти минут, чтобы до чуткого уха всегда бдительной собаки не доходили звуки какой-нибудь странной лесной болтовни, или царапанья, или треска, или крика, или свиста. Сотни раз в день передавало ему ухо всё, что совершалось в лесу и на что очень часто и в течение многих дней никто не обращал внимания, считая это почему-либо неинтересным. Не думайте, чтобы что-нибудь ускользало от её слуха; неумолчный шум шагов, заглушающий многие звуки для охотника, не производил никакого влияния на Скукума. Когда повторился скрип дерева, слышанный Рольфом, и донёсся до слуха собаки, шерсть её ощетинилась, она насторожилась и глухо заворчала. Охотники остановились в свою очередь.

 Так поступают все опытные охотники, когда собака говорит им: «стой!». Они подождали с минуту. Скрип снова повторился. Он походил на скрип сука, когда он от ветра скребётся о соседний сук. Гау! гау! гау! — крикнул Скукум и пустился вперёд. — Назад, дурачок ты этакий! — закричал на него Рольф. Но у Скукума было своё на уме. Он пустился по-прежнему вперёд, затем остановился, склонил голову к земле и что-то обнюхал на снегу.

 Индеец наклонился и поднял струбцинку, то есть карманный подъёмный винт, который трапперы всегда носят с собой для постановки капкана, ибо без него ни один человек не может ни завинтить, ни отвинтить пружины. Подняв его, индеец сказал: — Да! Хоаг будет теперь в большом затруднении. Он догадался, что соперник-траппер потерял самый необходимый инструмент. Находка его представляла собой событие. Скукум пустился дальше. Так дошли они до небольшой ложбины. Собака опередила их, и они услышали вдруг, что она сердито лает и ворчит на кого-то. Охотники поспешили к месту действия и увидели на снегу, в одной из тех дьявольских машин, которые называются медвежьими капканами, тело своего врага Хоага, траппера, попавшего рукой и ногой в западню, поставленную им же самим. На лице индейца мелькнула злорадная улыбка. Рольф пришёл, напротив, в ужас. В то время, как они стояли и смотрели на лежавшего, послышался вдруг слабый крик Хоага. — Он жив, скорее! — воскликнул Рольф. Индеец подошёл, но не спеша. 

Он дал обещание отомстить; мог ли он спешить на помощь? Беспощадные железные челюсти держали траппера за колено и правую руку. Надо было прежде всего высвободить его. Но как? Нет человека, который мог бы справиться с пружиной без необходимого приспособления. — Куонеб, помоги ему! Во имя Бога, помоги! — воскликнул Рольф, забыв свою вражду и видя перед собой только страдающего и умирающего человека. Индеец смотрел с минуту на него, затем подошёл поспешно и вынул струбцинку. Первая пружина под напором его сильных пальцев скоро опустилась, но как быть со второй? У них не было второй струбцинки. 

Они взяли длинный ремень из оленьей кожи, который всегда носили с собой, и обмотали его несколько раз кругом спущенной пружины, чтобы придержать её. Тогда они сняли струбцинку и приладили её ко второй пружине; она спустилась, и капкан раскрылся. Индеец разжал тиски и осторожно вытащил оттуда руку и колено. Траппер был свободен, но лежал без сознания, и они подумали, что помощь опоздала. Рольф расстегнул Хоагу кафтан. Индеец развёл костёр. Минут через пятнадцать был готов горячий чай. Они попробовали влить немного пострадавшему в рот. Из груди Хоага вырвался лёгкий стон. Погода была мягкая.

 Траппер не мог замёрзнуть; он только измучился и потерял сознание. Тепло от костра, горячий чай, лёгкое растирание — и он пришёл в себя. Сперва они думали, что он умирает, но спустя час он настолько пришёл в себя, что мог говорить. Вот что он рассказал им слабым и прерывистым голосом: — В… м… м… м… Вчера… нет, два или три дня тому назад… м… м… м… не знаю; я пошёл… осмотреть капканы… медвежьи. 

Не посчастливилось… м… м… м… ещё глоток, виски… нет? м… м… м… Ничего… ни в одном капкане… а когда я подошёл к этому… о-о… м… м… я увидел… приманку стащили птицы, а полочка… м… м… м… полочка… да, лучше… а полочка лежала пустая. Я подошёл, чтобы прикрыть… кедром; больше ничего не мог достать… м… м… м… я наклонился… поправить другую сторону… нога моя поскользнулась… лёд… везде лёд… и… м… м… м… потерял… равновесие… коленом ударился о полку… 

О Господи!.. как я страдаю!.. м… м… м… они сдавили мне… колено… руку… Голос его спустился до шёпота, и он вдруг смолк; с ним сделался, по-видимому, обморок. Куонеб встал, чтобы поддержать его. Взглянув на Рольфа, он покачал головой, как бы говоря, что всё кончено. Но у бедняги было крепкое сложение, как у истого жителя лесов, и он, вопреки своему измученному телу, снова пришёл в себя. Они дали ему ещё горячего чаю, и он снова заговорил шёпотом: — Одна рука была свободна и… и… и… я мог бы… м… м… но у меня не было струбцинки… я потерял… где-то… м… м… м… Я крикнул… не знаю… кто-нибудь мог услышать… мне легче было… когда кричу… м… м… м… Слушайте… можно собаку прогнать… прочь… пожалуйста… 

Не знаю… мне показалась целая неделя… может, был в обмороке… м… м… м… Я кричал… когда мог… Наступила продолжительная пауза, и Рольф сказал наконец: — Мне кажется, я слышал твой крик прошлую ночь, когда мы были там наверху. Собака слышала также. Позволь мне поправить твою ногу. — М… м… м… да… так лучше… скажи, ты… белый… правда? Не оставляй меня одного… потому… я поступал гадко… м… м… м… 

Не оставишь, нет? — Нет, тебе не следует волноваться… мы останемся с тобой. Хоаг что-то пробормотал, но они не расслышали его слов, и он закрыл глаза. После довольно продолжительного молчания, он дико оглянулся кругом и заговорил снова: — Скажите… я плохо поступил с вами… но не покидайте меня… не покидайте… — Слёзы градом полились из его глаз, и он жалобно простонал: — Я… всё… исправлю… Ты белый, правда? Куонеб встал и пошёл набрать ещё топлива. Траппер продолжал шёпотом: — Я боюсь его… теперь… он… слушай, я теперь бедный старый человек. Если я останусь жив… после этого… м… м… м… я не буду в состоянии ходить. Я теперь калека. Он задумался на несколько минут, затем снова начал: — Какой сегодня день… пятница! Я… два дня был здесь… м… м… м… я думал — целую неделю. Когда… собака… прибежала, я думал — волк. Ох!.. ох!.. мне было всё равно… м… м… м… Скажи, ты не покинешь меня… потому… потому что… я поступал… худо. Мне… не принесло это счастья. Он снова сделался неподвижен, затем вдруг громко, продолжительно вскрикнул… они слышали такой же крик ночью. Собака заворчала, охотники вздрогнули. Глаза несчастного закатились; у него начался бред. 

Куонеб указал на восток, сделал знак восходящего солнца и качнул головой в сторону траппера. Рольф понял, что больной траппер не увидит никогда больше восходящего солнца. Но они ошибались. Длинная ночь прошла в борьбе между смертью и стремлением вырваться из её когтей. На рассвете смерть была побеждена и удалилась со сцены. 

А когда солнце взошло, у больного, видимо, поднялись силы. Пока можно было не бояться рокового исхода. Рольф сказал Куонебу: — Куда мы снесём его? Не пойти ли домой за тобогганом: нам легче будет свезти его до хижины. 

На этот раз и больной принял участие в разговоре. — Скажите, вы не возьмёте меня теперь с собой? Ах!.. хочется домой. Мне кажется… дома будет лучше. Мои товарищи ушли на Муз-Райвер. Я не поправлюсь, если свезёте меня туда. Под словом «туда» он подразумевал озеро индейца и как бы мимоходом взглянул при этом на бесстрастное лицо краснокожего. — Есть у тебя тобогган в хижине? — спросил Рольф. — Да… довольно хороший… на крыше… слушай, — и он тихо шепнул Рольфу: — пусть он идёт за ним… ты не уходи от меня… он убьёт меня, — и он тихо заплакал от жалости к самому себе.

 Куонеб спустился с горы; высокая, мускулистая фигура его быстро зашагала вперёд; она становилась всё меньше и тоньше и расплылась, наконец, в пространстве.