Целую неделю чувствовал себя Рольф больным и разбили. Временами Куонеб бывал холоден, мрачен и молчалив. Но потом в его сердце проникали более тёплые дуновения, и мрачная ледяная кора их уступала, давая место мягким, добрым побуждениям.

 Погода перед тем, как случилось происшествие с оленем, была холодная и ветреная. Холод усиливался постепенно, и, когда наступил мороз, сковавший поверхность вод, Куонеб вздумал мыть руки в посуде, служившей для выпечки хлеба. 

Рольф имел свои собственные новоанглийские понятия о чистоте кухонной посуды и забыл на этот раз уважение, которым был обязан известному возрасту. Вот главная причина, почему в тот день он вышел один. Пораздумав хорошенько над случившимся, он пришёл к убеждению, что единственным спасением здесь может служить умывальная чашка, но где её достать? 

В то время жесть была редкостью и стоила очень дорого. Всё необходимое для жизни старались обыкновенно находить в лесу и, руководствуясь опытом и обычаями, редко терпели неудачу в своих поисках. 

В течение всей своей жизни Рольф видел, как делают, и сам делал корыта для свиней, чашки для кленового сока, корыта для корма кур и так далее, а потому решил попытаться с помощью топора вырубить из липового обрубка корыто, которое могло бы служить вместо умывальной чашки. Будь у него подходящие инструменты, он мог бы сделать очень хорошую чашку, но одним топором и притом с помятой оленем рукой работать было трудно, потому чашка вышла тяжёлая и грубая.

 Воду в ней можно было держать, но черпать ею воду из проруби было невозможно, и необходим был ковш. Увидя результаты работы Рольфа, Куонеб сказал: — В вигваме моего отца всё было из берёзовой коры. Смотри, я сейчас сделаю ковш. 

Он вынул из амбара свёрток берёзовой коры, собранной в тёплую погоду (её трудно собирать в холодную) на тот случай, если понадобится починить лодку. Выбрав самый хороший кусок, он отрезал квадрат в два фута и положил в большой горшок с кипящей водой. Одновременно с этим он намочил в горячей воде пучок длинных волокнистых корней белой сосны, собранных также до наступления морозов и также необходимой для починки лодки весною. Пока всё это мокло в горячей воде, он отколол пару длинных берёзовых щепок в полдюйма ширины и одну восьмую дюйма толщины и положил их мокнуть вместе с корой.

 Затем он приготовил три шпильки вроде тех деревянных гвоздей, на которые вешают одежду, расколов с одного конца несколько палочек, сучковатых на другом конце. Вынув из воды сосновые корни, которые сделались мягкими и гибкими, он выбрал из них несколько штук в одну восьмую дюйма в диаметре, соскоблил с них кору и все неровности, получив таким образом связку в десять футов длины мягких, ровных и белых верёвок.

 Берёзовую кору он разложил на ровном месте и обрезал её с закруглениями, чтобы во время шитья не рвалась кора, что случилось бы неминуемо, будь все края ровные. Каждый угол сложил вдвое и загнул, а затем придержал деревянными шпильками.

 Ободок приладил таким образом, чтобы он лежал плоско там, где он перекрещивал волокна коры, и дугообразно там, где тянулся вдоль этих волокон. Затем он обвил его гибким берёзовым прутиком и, проделав большим шилом отверстия, пришил его к краям бересты, закончив таким образом умывальную чашку из берёзовой коры. Из более толстой коры можно сделать корзину, только её трудно сделать непроницаемой для воды. У них была теперь умывальная чашка, и повод к раздору был устранён. Рольф находил не только приятной, но и полезной работу из берёзовой коры, из которой можно было делать самую разнообразную посуду. В данный момент, когда он отдыхал и поправлялся после бывшего с ним происшествия, это была самая подходящая для него работа, в которой он всё больше и больше совершенствовался. Однажды Куонеб, наблюдавший за тем, с каким успехом выполнил он своё намерение сделать ящик для рыбьих крючков и разной утвари, сказал ему: — Такие вещи в вигваме моего отца украшались цветными щетинками. — Верно, — сказал Рольф, припоминая виденные им вещи из берёзовой коры, которые продавались индейцами. — Мне хотелось бы добыть теперь дикобраза. — Может быть, Скукум найдёт его где-нибудь, — сказал, улыбаясь, индеец. — А ты позволишь мне убить Кэка, если мы встретим его? — Да, если иглы его ты употребишь на какое-нибудь дела и сожжёшь на огне его усы. — Зачем же мне жечь его усы? — Мой отец говорил, что так надо. Дым подымется прямо туда, к Всевышнему; Манито узнает, что мы убили, но не забыли при этом, что убить животное можно только ради жизненных потребностей наших, за что возблагодарили Его. Прошло несколько дней прежде, чем они нашли дикобраза, хотя не им пришлось убить его. Но об этом мы расскажем в другой главе. Они сняли с него шкуру вместе с иглами и повесили её в амбаре. Иглы с белым стволом и остриём на каждом конце представляли бы чудный материал для украшения, не будь они белые. — В какой цвет их можно окрасить, Куонеб? — Летом бывает много красок, зимою их трудно добыть. Некоторые, впрочем, можно достать и теперь. 

Он подошёл к кусту болиголова, содрал с него кору и соскоблил внутреннюю оболочку, которую вскипятил потом с иглами дикобраза, и они окрасились в бледно-розовый цвет; кора ольхи дала красивый оранжевый цвет, а ореха — коричневый. Чёрная краска получилась из дубовых стружек, сваренных с несколькими кусочками железа. — Красной краски и зелёной надо ждать до лета, — сказал индеец. — Красная получается только из ягод; жёлтую даёт жёлтый корень. Чёрный, белый, оранжевый, коричневый, розовый и красный, полученный от соединения оранжевого с розовым, дали красивое сочетание красок. Способ применения игл очень прост. 

В коре с помощью шила прокалывают отверстие для каждой иглы; чтобы скрыть затем щетинистые кончики игл, их прикрывают подкладкой из тонкой коры. Рольф успел ещё до наступления зимы приготовить из берёзовой коры ящик с крышкой и украшениями из игл дикобраза, и спрятал в нём мех куницы; мех он рассчитывал продать и на эти деньги купить бумазейное платье для Аннеты, о котором она так мечтала и которое было её идеалом, несбыточным почти видением её юной жизни. Но возникла ещё одна причина, угрожающая раздором. Когда Куонеб находил, что необходимо вымыть посуду, он просто-напросто ставил её на землю и давал вылизать Скукуму. 

Хозяйственное распоряжение это вполне удовлетворяло Куонеба и приводило в восхищение Скукума, но Рольф восстал против этого. Индеец сказал ему: — Разве не ест он одинаковую с нами пищу? Ты говоришь так, потому что не понимаешь. Понимал Рольф или не понимал, тем не менее он вновь перемывал сомнительную посуду; но иногда это ему не удавалось, и такое положение вещей действовало на него раздражающим образом. 

Зная по опыту, что человек, не умеющий сдержать себя, всегда проигрывает, он решил, отбросив в сторону общие понятия о чистоте, найти какое-нибудь доказательство, применимое к понятиям индейца. Однажды вечером, когда они сидели у огня, Рольф завёл разговор о своей матери, о том, сколько снадобий ей было известно и сколько было на свете худых снадобий, вредивших ей. — Хуже всего для неё было, — рассказывал он, — когда собака лизала её руку или притрагивалась к её пище. Одна собака лизнула ей как-то руку, и призрак собаки явился к ней за три дня до её смерти. — Он помолчал немного и затем прибавил: — Через несколько дней со мной случится то же, что и с моей матерью. Дня два спустя после этого Рольф увидел случайно, что друг его стоит позади хижины и даёт Скукуму вылизать сковородку, на которой они перед этим жарили олений жир.

 Индеец не знал, что Рольф стоит близко, и никогда, впрочем, не узнал этого. В эту ночь Рольф встал после полуночи, зажёг сосновые щепки, которые служили им вместо факелов, и, когда они обуглились, обвёл себе вокруг глаз большие чёрные круги, чтобы придать лицу по возможности более страшный вид. Затем, ударяя в том-том Куонеба, он принялся прыгать, напевая: Злой дух, покинь меня! Призрак собаки, не делай мне зла! 

Куонеб привстал на постели от удивления. Рольф не обратил на него внимания и продолжал прыгать по комнате, вскрикивая и ударяя в том-том. Спустя несколько минут Скукум завизжал и стал царапаться у двери. Рольф взял нож, отрезал пучок шерсти на затылке Скукума, сжёг его на факеле и запел с прежней торжественностью: Злой дух, покинь меня!

 Призрак собаки, не делай мне зла! Оглянувшись назад, он сделал вид, будто только что заметил Куонеба, и сказал: — Призрак собаки приходил ко мне. Мне показалось, будто он стоит за хижиной и слизывает олений жир со сковородки. Он смеялся: он знал, что готовит худое снадобье для меня. Я хочу прогнать его прочь, чтобы он не сделал мне зла. Не знаю. 

Я похож на свою мать. Она была учёная, но она умерла после этого. Куонеб встал, срезал пучок волос у Скукума, прибавил щепотку табакут, зажег всё это и запел, окружённый густым дымом горящем дерева и волос; он пел самое страшное заклятие против злых духов, а Рольф, тихонько посмеиваясь про себя, лёг и заснул спокойным сном, зная, что победа осталась на его стороне.

 Никогда больше, никогда не допустит его друг, чтобы Скукум занимал когда-либо высокий и священный пост слизывателя сковородок, судомойщика и полировщика посуды.