Стрела ранила её, и она прыгнула с дерева прямо на грудь моему отцу. Она бы задушила его, не будь тут собаки; она задушила бы собаку, не будь поблизости моего деда. Он заставил моего отца съесть сердце пекана, чтобы и у него было такое сердце. 

Не заводить самому раздора, но без страха идти на врага, если он тебя затронет. Самый верный и правильный путь: желать мира и сражаться без страха. Таково было сердце моего отца, таково оно и у меня. — Взглянув на запад, Куонеб продолжал тоном угрозы. — Так будет и с этим грабителем капканов. Мы не искали раздора, но наступит день, когда я убью его. Большие следы шли извилинами и терялись в низком, густом лесу. 

Немного погодя, они снова показались. Следы тянулись теперь на целую милю по кряжу, поросшему болиголовом, и присоединялись затем к другим следам, один из которых походил на длинную глубокую борозду в пятнадцать дюймов ширины, а остальные были обыкновенными следами ног, таких же больших, как и у пекана. — Кэк, — сказал Куонеб, и Скукум сказал «Кэк», но только не словами: он сердито заворчал, шерсть на спине его ощетинилась; у него проснулись, без сомнения, неприятные воспоминания. 

Опасаясь, что благоразумное поведение его продолжится недолго, Рольф просунул свой шарф под его ошейник, и все они пошли по следу дикобраза, который в уме Рольфа олицетворял в данный момент необходимый ему предмет украшения.

 Они прошли не очень далеко, когда увидели другой след, присоединявшийся к этому, — след пекана, и вскоре после этого услышали царапанье, как будто какое-то животное карабкалось по дереву, затем раза два к ним донеслось едва слышное вдали сердитое ворчанье. 

Привязав поспешно мужественного Скукума к дереву, они, крадучись, направились дальше и, приготовившись заранее ко всему, очутились скоро перед ареной, на которой разыгрывалось весьма странное представление. 

Но это не было представление в настоящем смысле слова, ибо в нём мало было движения. На арене находилось, во-первых, животное, походившее на большую чёрную куницу или на коротконогую лисицу, которое держалось на довольно безопасном расстоянии от бревна, под которым спрятался огромный дикобраз, выставив наружу только задние ноги и хвост. Оба стояли несколько минут неподвижно, затем пекан заворчал и сделал прыжок вперёд. 

Дикобраз, услыша ворчанье и почувствовав комки снега, упавшие подле него, махнул хвостом, но не попал в пекана, ибо тот стоял вне удара. Тот же манёвр был повторён с другой стороны и с тем же результатом, а затем ещё несколько раз; можно было подумать, что пекан делает всё это для того, чтобы хвост утомился, или ждал того момента, когда из него выпадут все иглы. Время от времени пекан прыгал на бревно, заставляя дикобраза размахнуться хвостом вверх, причём в кору бревна вонзалось всякий раз несколько белых кинжалов, указывая на то, что тактика эта продолжается уже несколько времени. Всматриваясь внимательно, зрители заметили по некоторым признакам, что такая же точно битва происходила перед этим у другого бревна, откуда тянулись следы дикобраза, покрытые кровью. Каким способом заставил пекан уйти оттуда дикобраза, охотники не поняли сразу, но факт этот скоро подтвердился. Видя, что дикобраз не хочет больше бить хвостом по бревну, несмотря на все его хитрости, пекан прибегнул к новому манёвру.

 Прыгнув на другую сторону бревна, где скрывался нос дикобраза, он поспешно принялся разрывать снег и листья. Бревно находилось на три дюйма от земли, и прежде, чем дикобраз заметил это, пекан разрыл снег и схватил мягкий, не покрытый иглами нос. Хрюкая и визжа, попятился дикобраз назад и махнул ужасным хвостом. Но какого результата он добился? Он только прибавил к бревну ещё несколько колючек. Напрягая все свои силы, дикобраз пятился назад и барахтался, но пекан был сильнее, чем он. Когтями своими он ещё больше расширил углубление под бревном, и, когда жертва его перестала, наконец, барахтаться от усталости, он прыгнул вперёд и, выпустив из зубов нежный нос, вцепился в ещё более нежное горло дикобраза. 

Он недостаточно глубоко вонзил зубы и не мог поэтому сдавить дыхательного горла, но тем не менее крепко держал свою жертву. С минуту или две Кэк барахтался со всею силою последнего отчаяния, продолжая размахивать хвостом, на котором оставалось уже очень мало игл; струйка алой крови, сочившейся из открытой раны, отнимала у животного последние силы. Пекану, находившемуся под защитой бревна, ничего не оставалось больше, как крепко держать свою жертву и ждать исхода барахтанья.

 Кэк видимо начинал ослабевать, и борьба пекана подходила к концу. Но у него не хватило терпения ждать, и он, выбравшись из углубления, прыгнул на бревно, причём оказалось, что у него исцарапан весь нос; протянув вниз свою красивую лапу и вцепившись когтями в плечо дикобраза, он перевернул его на спину. Не давая ему времени опомниться, он впился зубами в рёбра и принялся терзать его. Обессиленный окончательно и лишённый игл хвост дикобраза не мог больше ему вредить. Кровь дикобраза лилась ручьём, но он лежал неподвижно. 

Издавая глухое ворчанье, пекан хватал зубами тёплое мясо, рвал его кусками и злобно встряхивал непобедимого, которого ему удалось победить. В двадцатый раз уже принимался он слизывать запёкшуюся кровь и глотать куски мяса, когда раздался выстрел из ружья Куонеба, прекративший битву пекана с Кэком и отправивший его в страну Счастливой Охоты. Ррр! ррр! ррр! — и на сцене появился Скукум, тащивший за собой шарф Рольфа, который он перегрыз, решив во что бы то ни стало, бежать на поле битвы. 

И только тому факту, что дикобраз лежал брюхом кверху, был обязан Скукум тем, что не подвергся вторично лечению. Рольф в первый раз видел пекана, а потому рассматривал его, как рассматривал бы его всякий, кому приходилось слышать об этом животном самые невероятные рассказы, превращавшие его в какое-то полумифическое существо. 

Лесной разбойник, заколдованная чёрная кошка, он не страшился никого, и только один он из всех животных мог бороться с Кэком и побеждал его. Охотники развели костёр, и, пока Рольф готовил чай и оленину, Куонеб снял кожу с пекана. Он вырезал прежде всего сердце и печень. Когда их сварили, он дал сердце Рольфу, а печень Скукуму, сказав первому: «Даю тебе сердце пекана», а Скукуму: «Печень вытянет все иглы из тебя, если ты ещё когда-нибудь вздумаешь безумствовать, а я уверен, что ты не раз ещё вздумаешь».

 На шее и хвосте пекана Куонеб нашёл иглы дикобраза; одни из них были новейшего происхождения, а другие попали туда давно и во время такой же битвы, но ни одна из них не принесла ему, по-видимому, ни малейшего вреда. Не видно было никаких признаков отравы или воспаления. — Так всегда бывает, — сказал Куонеб, — иглы не приносят пекану вреда. Подойдя затем к дикобразу и начав снимать с него шкуру, он сказал: — О Кэк! Сам видишь теперь, какую ты сделал ошибку, не пустив Нана Боджу на сухой конец того бревна.