Это для Аннеты, — сказал Рольф, вешая для просушки растянутую шкурку куницы и вспоминая данное им обещание. — Эй! эй! эй! — послышались три сигнальных крика, как в тот день, когда Рольф впервые встретил Куонеба, и последний в ту же минуту показался в лодке, плывшей по озеру. — Хорошее у нас место для охоты, — снова сказал Куонеб, когда Рольф помогал ему причалить к берегу, а Скукум, почти совсем уже оправившийся от болезни, лично приветствовал вернувшегося домой путника. Первое, что бросилось в глаза Рольфу, был великолепный бобровый мех, натянутый на еловый обруч. — Ого-го! — воскликнул он. — Да! 

Я нашёл ещё один пруд. — Хорошо, очень хорошо, — сказал Рольф, гладя рукой первый бобровый мех, который ему пришлось видеть в лесу. — А это вот получше, — отвечал ему Куонеб, показывая две пахучие железы; такие железы находятся у всякого бобра и по какой-то непонятной причине имеют неотразимую притягательную силу для всех диких зверей. 

Для нас запах этот не имеет никакого значения, зато животные сразу чувствуют его и надолго сохраняют ощущение этого запаха, как бы вещества, входящего в состав их собственного тела. 

Ни один траппер не считает приманку вполне годной без бобровой струи, добытой из этих таинственных желез. 

Самое зловонное вещество, которое вываривается из рыбьего жира, всякая гниль, содержимое сточных труб и сероводород, смешанные с высушенными и истолчёнными в порошок бобровыми железами и превратившиеся таким образом в адский состав самого отвратительного, тошнотворного вкуса и запаха, для наших пушных братьев — восхитительное, чарующее снадобье, упоительное, как самая волшебная музыка, беспощадное, как судьба, коварное, как веселящий газ, усыпляющий и успокаивающий наркотический напиток.

 Нет более жестокой выдумки в кодексе трапперов, как применение притягательной силы этих желез.

 Смертоносные и неотразимые, они считаются в некоторых государствах равносильными чёрной магии, и употребление их карается законом, как преступление.

 Но в горах, где жил Куонеб, не придерживались ещё таких взглядов, и препараты подобного рода считались наилучшим снадобьем, дающим успех охотникам. 

Тридцать приспособлений для обыкновенных ловушек, приготовленных теперь Куонебом, и шестьдесят, приготовленных в первое путешествие, да дюжина стальных капканов — обещали обильную добычу. Время близилось уже к ноябрю; ценность меха повышалась; почему же охотники не приступали к делу? А потому, что погода была тёплая, и необходимо было ждать морозов, иначе животные, попавшие в капкан, могли подвергнуться разложению раньше, чем трапперы успели бы обойти свой участок. 

Охотники приготовили большую поленницу хорошего топлива, законопатили щепками и мхом хижину и амбар и окружили земляной насыпью.

 На оленей они больше не охотились, так как не время было делать мясные запасы; зато им предстояло одно дело, которым они могли теперь свободно заняться. Лыжи для хождения по снегу — одно из самых необходимых условий жизни охотников, и чем больше наготовить их за время тёплой погоды, тем лучше. Для рамки берут обыкновенно берёзу и ясень; первая не так скоро колется, зато она труднее поддаётся выделке.

 Белый ясень рос в изобилии на ближайшей равнине, и охотники без всякого затруднения добыли десятифутовое бревно и раскололи его на множество длинных дощечек. Всем делом руководил, конечно, Куонеб. Рольф исполнял все его указания.

 Каждый из них взял дощечку и стругал её до тех пор, пока ширина её не достигла одного дюйма, а толщина трёх четвертей дюйма.

 Середину тщательно отметили и на расстоянии десяти дюймов от неё состругали оба конца доски, пока толщина её стала не больше полдюйма. 

Приготовили два плоских поперечника в десять и двенадцать дюймов длины и сделали для них отверстия в рамке; с помощью верёвки, схватившей оба конца рамы, согнули её посередине и, вскипятив воду, подняли раму над паром, Не прошло и часу, как пар так размягчил её, что раме легко было придать какую угодно форму. Тогда, натянув верёвку, концы её осторожно соединили вместе, а поперечники просунули в приготовленное для них заранее отверстие; верёвку оставили на время, чтобы она удерживала рамку. 

Раму положили затем на ровное место, приподняв на два дюйма переднюю её часть, и навалили на раму сверху тяжёлое бревно, чтобы нос загнулся вверх. В таком виде их оставили до просушки, а индеец тем временем занялся приготовлением ремней. 

Оленью шкуру он посыпал свежей древесной золой и положил в тину. Спустя неделю он счистил с неё шерсть, удалил висящие кругом концы и обрывки кожи и затем растянул её. Получилась мягкая, гибкая и белая кожа. Куонеб начал резать её с краёв спиралью, получив таким образом длинный ремень в четыре дюйма ширины. Так продолжал он, пока не изрезал всей шкуры и не получил цельного ремня в несколько ярдов длины. 

Вторая оленья шкура была гораздо меньше и тоньше. Он наточил поострее нож и вырезал из неё ремень наполовину уже первого.

 Всё было готово и оставалось только сплести подошву; более тонкий ремень предназначался для передней и задней части лыж, более толстый — для середины, где ставится нога. Настоящий мастер, пожалуй, посмеялся бы над такими лыжами, но тем не менее они были прочны и удобны. Без тобогганане могли, конечно, обойтись. 

На последний употребили четыре тонких ясеневых дощечки; каждая из них была шириною в шесть дюймов и длиною в десять футов. Концы их размягчили паром и загнули вверх, а затем прикрепили ремнями к поперечникам.