Такие же бесхарактерные, как собаки! — воскликнула Помоечница. Её возмущение было столь велико, что она на миг даже отвлеклась от своего потомства. Тем временем один самый шустрый котенок доковылял до двери фургона. 

Увидев это, старая кошка довольно хмыкнула: — Ишь ты, смотри! И этому подавай свободу! А ну-ка, иди сюда, голь перекатная. Она взяла котенка за шкирку и притащила назад на одеяло. — Замучили меня, паршивцы этакие, — нежно мурлыкнула она. У котят уже открылись глазки. Они стали чрезвычайно резвыми и ловили друг друга за хвостики. 

А также играли длинным драным хвостом их мамаши. — Как твоя лапа? — спросила Мурли. — Немного лучше. Но всё ещё хромаю. 

Похоже, такой хромоногой и останусь на всю жизнь. Каждый день хожу пить воду из лужицы возле крана и трачу на это времени — прорву. — А ты не боишься надолго оставлять детей? — испуганно спросила Мурли. — Здесь не опасно? — Сюда же никто не ходит, — зевнула Помоечница. — Кроме тебя и Биби. Она тоже каждый день приносит мне еду. А сегодня фотографировала моих обормотов. Представляешь? Щелкнула всех моих уродиков! 

Вот так-то!.. Ах да, чуть не забыла. Их папаша, кот Бензин, просил тебя обязательно заглянуть к нему на бензоколонку. Он хочет тебе что-то рассказать. Понятия не имею о чём , вроде бы это касается селёдочника.

 Распрощавшись со старой кошкой, Мурли отправилась прямиком на бензоколонку. Кот Бензин приветливо поздоровался с ней. — Говори же, — поторопила его Мурли. — Здесь был этот Эллемейт. У его автомобиля сильно повреждено крыло. И фара разбита. — Ах! — воскликнула Мурли. — У него две машины, — со знанием дела продолжал Бензин. — Это был голубой «шевроле». Ты наверняка слышала, что у нас тут и ремонтная мастерская. 

Приехал он и говорит моему хозяину, механику: «Я наехал на свой собственный забор. Можете починить машину прямо сегодня?» А мой хозяин отвечает: «Не так-то просто это сделать». — И что же? — Мурли сгорала от любопытства. — Тут Эллемейт дал ему деньги. Я не разглядел сколько. Наверное, очень много, потому что мой хозяин прямо просиял от радости.

 А Эллемейт ему говорит: «И ещё у меня к вам маленькая просьба: если кто вас станет расспрашивать, ну, о том, была ли разбита моя машина... вы ничего не знаете». — Ага! — торжествующе воскликнула Мурли. — Большое тебе спасибо, и счастливо оставаться. Уходя, она оглянулась и крикнула Бензину: — У тебя симпатичные дети! — У кого? — Кот изобразил удивление. — У тебя! — Ах, у меня? Кто тебе сказал? — Помоечница. — Вечно она болтает, — пробурчал нерадивый папаша. 

Люкс был гладкий, черный как смоль кот с белой манишкой. От сытой жизни при отеле он стал толстым и круглым, словно шар. В часы, когда в ресторане собирались посетители, Люкс медленно курсировал между столами и умоляюще заглядывал всем в глаза, будто хотел сказать: «Люди добрые, неужели вы не видите, что я голодаю?» 

И добрые люди подкармливали голодающего объедками, отчего тот становился всё толще и толще. При ходьбе он переваливался с боку на бок. В пятницу, в половине седьмого вечера, зал был, по обыкновению, полон. 

От столика к столику сновали официанты, отовсюду доносилось звяканье ножей и тарелок, гости беседовали за едой, из кухни тянуло запахами горячего ростбифа и жареной картошки. В углу у окна, чуть поодаль от других столиков, сидели господин Эллемейт и его супруга. Кот Люкс, опасливо косясь на супругов, раз-другой промаршировал мимо них. Он обещал Мурли послушать, о чём они говорят, но, вспоминая пинок под столом, пока не решался приблизиться. Наконец он собрался с духом и уселся в метре от их столика. 

Они явно ссорились, кот Люкс определил это по их жестам и лицам, однако, к его большому огорчению, ссорились они шепотом. «Главное, не залезать под стол. Иначе я точно нарвусь на неприятность, — сообразил Люкс. — Если я сяду позади стула, то ничего страшного произойти вроде не должно...» Он осторожно подкрался поближе и навострил уши. — ...какая глупость с твоей стороны, — разобрал он шепот мефрау Эллемейт, — тебе сразу надо было во всём признаться. — Снова ты завела свою пластинку. — Господин Эллемейт нахмурился. — Прекрати нытье. — И тем не менее я уверена в том, что ты должен был признаться, — продолжала она тихо. — И сейчас ещё не поздно это сделать. Он мрачно покачал головой и отправил в рот кусок мяса. 

Кот Люкс передвинулся на шажок ближе. — Брысь, попрошайка! — прошипел господин Эллемейт. Люкс остался сидеть на месте, глядя на него преданными голодными глазами. — Перестань нести вздор, — снова переключился господин Эллемейт на свою супругу. — Уже слишком поздно. Конечно, ты права, я должен был признаться сразу, но я этого не сделал. 

А сейчас... поезд ушёл. — А если всё станет известно... — Это исключено. Там не было ни души, кроме придурковатого парнишки, уволенного из фабричной столовой, но я его опять взял на работу. — А в мастерской, где чинили твою машину? — Механик умеет держать язык за зубами. Он мой хороший друг. На все времена. — И всё же я думаю, что тебе следует признаться, — упрямо повторила мефрау Эллемейт. — Да замолчишь ты наконец! По-твоему, я совсем рехнулся? Я с таким трудом всех здесь приручил.

 Налево-направо раздавал деньги, то на одно благое дело, то на другое. Ради того, чтобы всем угодить. Я всюду вхож, я принят во все общества, я — везде председатель, я заседаю во всех комитетах... я разбиваюсь в -лепешку, чтобы завоевать доверие людей. И пока мне это удавалось! Кот Люкс придвинулся чуть ближе. — Брысь, ты!.. — прошипел господин Эллемейт. — Спасу нет от этих кошек. Кот осторожно попятился, сделал круг почета по залу и вернулся на прежнее место. Он услышал слова Эллемейта: — Ты только представь, что это попадет в газету! И на моем добром имени можно будет поставить крест! 

И меня не выберут в Комиссию Муниципального Совета. И нечего тогда даже мечтать о расширении фабрики. Все будут против меня. И давай закончим пустые разговоры. Что тебе на десерт? — Мороженое, — тихо сказала мефрау Эллемейт. — Попадись мне эта дрянная кошка темной ночью, я бы свернул ей шею! — рыкнул Председатель Общества Друзей Животных, испепеляя взглядом толстого черного обжору. 

Кот Люкс решил, что довольно натерпелся оскорблений. Он выскользнул из ресторана и, тяжело пыхтя, полез на крышу отчитываться перед Мурли. — Опять это слышала кошка, — сокрушался Тиббе. — Опять ни одного настоящего свидетеля.

 Что я могу написать, не имея ни единого доказательства? А те двое, которые могли бы мне помочь, не хотят говорить. Биллем и механик из мастерской. Оба они утверждают, что ничего не видели. — Но вы верите кошкам? — спросила Мурли. — Да, — кивнул Тиббе. — Я вам верю. — Надеюсь, мне удастся когда-нибудь расцарапать физиономию этому Эллемейту! — прищурилась Мурли. — Я тоже на это надеюсь, — вздохнул Тиббе.

 Он совсем пал духом. Теперь он был уверен, что кошки говорят правду, но не отваживался написать заметку, не имея на руках ни единого доказательства. Он был не только подавлен, но и рассержен. Не просто рассержен, а, черт возьми, возмущен! И возмущение делало его не таким робким. Он уже не боялся, как прежде, подходить к незнакомым людям и задавать им вопросы. Но когда, как будто между прочим, он говорил: «Я слышал, что несчастье с селёдочником произошло по вине господина Эллемейта», все дружно негодовали: «У кого только язык повернулся сказать такое! И кто только посмел оклеветать нашего почетного гражданина!

 Господин Эллемейт никогда не поступил бы так! Во-первых, он ездит очень осторожно, а во-вторых, он обязательно признался бы — случись с ним такое. Не мог он наехать на селёдочника!» — Что ты, Тиббе! — сказал господин Смит. — Зачем ты повторяешь всякую чушь? То, что ты говоришь, это гадкие сплетни, мой мальчик.