Я не понимаю, — в который раз завела разговор Мурли. — Об этом обязательно нужно напечатать в газете. Ведь Помоечницу покалечил не кто-нибудь, а Председатель Общества Друзей Животных. — Нет, — твердо сказал Тиббе.

 — Кошки — это не новости, так говорит мой шеф. — А бедная кормящая мамаша, которую ударили бутылкой, — настаивала Мурли. — Может, она искалечена на всю жизнь. — Я вполне понимаю, — с некоторым сомнением в голосе произнес Тиббе, — что можно взбелениться, когда на праздничном столе твоим лососем закусывает грязная бродячая кошка.

 И допускаю, что при этом можно схватить первый попавшийся предмет и запустить им в воровку. — Ах вот как! — Сверкнув глазами, Мурли столь выразительно взглянула на Тиббе, что тот, опасаясь её коготков, отступил назад. 

— В любом случае это не для газеты, — поспешил добавить он. — И закончим этот разговор. Когда Мурли сердилась, она отправлялась дуться в свою коробку.

 Вот и сейчас она было направилась туда, но в открытое чердачное окошко вскочил Флюф и издал протяжное мяуканье. — Что он говорит? — спросил Тиббе. — Селёдочник?! — воскликнула Мурли. — Рвау-иму-мрау — торопливо излагал Флюф.

 Закончив свое взволнованное повествование на кошачьем языке, он снова исчез в чердачном окошке. — Что случилось с селёдочником? — спросил Тиббе. — Он в больнице! — Вот оно что! А я-то думал, что Флюф рассказывает вам какую-то веселую историю. — Селёдочника сбила машина, — сообщила Мурли. — Вместе с его палаткой. 

Все окрестные кошки сбежались туда, потому что там кругом разбросана селёдка. — Об этом можно написать заметку, — заспешил Тиббе. Он схватил свой блокнот. — Я тоже пойду, — сказала Мурли. — Только по крышам, так у меня получается быстрее. Она побежала к чердачному окошку, но Тиббе успел задержать её. — Нет, юфрау Мурли! 

Мне бы не хотелось, чтобы моя секретарша, словно последняя бродячая кошка, набрасывалась на селёдку, которая валяется на земле. Мурли смерила его презрительным и гордым взглядом. — К тому же, — продолжал Тиббе, — там уже полно народу, а вы этого не любите. — Хорошо, я останусь дома, — согласилась Мурли. — Всё равно последние новости я узнаю на крыше. На Грунмаркт в самом деле собралась большая толпа.

 Целое столпотворение. На место происшествия уже прибыла полиция. Под ногами хрустели осколки стекла, палатка была целиком разрушена, повсюду валялись лотки и подносы, флажки были втоптаны в землю, и последняя кошка удирала с кошачьего пира с последним рыбьим хвостом в зубах. 

Господин Смит тоже наблюдал за происходящим. — Селёдочника увезли в больницу, — сообщил он Тиббе. — У него сломано ребро. — Как это произошло? — спросил Тиббе. — Машина! Самое скверное, что никто не видел, какая машина наехала на палатку. 

Она тут же умчалась прочь. Ни стыда, ни совести! — Неужели никого не оказалось поблизости? Ведь это случилось средь бела дня! — Представьте себе, — скорбно покачал головой господин Смит. — Это произошло в обеденное время, все обедали.

 Кто-то услышал ужасный треск, но, когда сюда прибежали, машина уже скрылась за углом. — А сам селёдочник? — Он тоже ничего не видел. Он стоял и чистил селёдку, как вдруг в его палатку врезалась машина и он упал, придавленный обломками. Полиция уже допросила всех в этом районе, никто на машину не обратил внимания. Наверное, это был какой-то приезжий, не из нашего города. Тиббе оглянулся по сторонам. 

На углу Грун-маркт сидела кошка, торопливо доедавшая селёдку «Наверняка кошки видели, кто это сделал, — подумал он. — Скорей всего, Мурли уже в курсе». Так оно и было. — Мы давно знаем, кто это сделал, — сказала Мурли, едва Тиббе успел переступить порог дома. — На всех крышах только об этом и говорят. Это была машина господина Эллемейта. 

Он сам сидел за рулем, и это он наехал на селёдочника. Тиббе недоверчиво взглянул на неё. — Разве столь уважаемый человек стал бы скрываться после того, что случилось? Он обязательно заявил бы о происшествии в полицию. — Кошки видели это собственными глазами, — упрямо повторила Мурли. — Ведь возле палатки селёдочника всегда обретаются кошки. 

Там были и Косой Симон, и Промокашка, и Просвирка. Какое счастье, что вы теперь об этом знаете, господин Тиббе! 

Пусть в газете напечатают всю правду. Тиббе сел и молча принялся грызть ногти. — Разве не так? — спросила Мурли. — Об этом можно напечатать в газете? Тиббе покачал головой. — Конечно, я напишу заметку о происшествии. Но я не могу утверждать, что наезд совершил господин Эллемейт. Нет никаких доказательств. — Никаких доказательств? Но три кошки... — Вот в том-то и дело, что кошки. Какой мне с того прок? На месте происшествия не было ни одного свидетеля. — Там было целых три свидетеля. — Кошки — не свидетели. — Разве? — Нет. 

Не могу же я написать: «От некоторых кошек нам стало доподлинно известно, что на селёдочника совершил наезд наш многоуважаемый господин Эллемейт». Я никак не могу этого сделать. Поймите же наконец! Мурли не понимала.

 Не произнеся ни слова, она ушла в свою коробку. ...Ночью на крыше Косой Симон сказал Мурли: — Возле ратуши тебя кое-кто поджидает. — Кто? — Парфюм. У него для тебя новости. По крышам Мурли добралась до городской ратуши. Пробило три часа ночи, на площади стояла тишина. В лунном свете перед ратушей, каждый на своем постаменте, застыли каменные львы, опиравшиеся передними лапами на каменные щиты. Мурли остановилась в ожидании. Со стороны левого льва на неё пахнуло смесью причудливых ароматов. Запах кошки мешался с запахом духов. Из-за каменного льва вышел Парфюм. — Носик-носик, — пропел он. 

Они потёрлись носами. — Надеюсь, ты простишь за то, что я благоухаю яблоневым цветом, — мурлыкнул кот. — Это наш новый аромат. Я хочу тебе кое-что рассказать, но ты не должна ссылаться на меня. Не нужно, чтобы мое имя упоминалось в прессе. Обещай мне. — Обещаю, — кивнула Мурли. — Поверим на слово... Помнишь, я рассказывал тебе про Виллема? Он работал у нас в столовой, и его уволили. — Помню, — сказала Мурли, — ну и что? — А то, что его снова взяли на работу. — Я рада за него. Это и есть твоя новость? Для газеты это не годится. — Не спеши, — важно топорща усы, остановил её Парфюм. — Я ещё не всё сказал.

 Слушай. Сижу я, значит, на подоконнике со стороны улицы — есть у меня такое заветное местечко, где меня никому не видно, там виноград по стене вьется. А мне, наоборот, видно и слышно всё, что происходит в конторе у директора.

 Директором у нас Эллемейт, знаешь это? — Ещё бы я этого не знала! — воскликнула Мурли. — Он покалечил твою мать. — Вот-вот, — фыркнул кот. — Неудивительно, что я его терпеть не могу. Не сказал бы, что я очень привязан к моей матери, — на мой взгляд, она слишком вульгарно пахнет. Я привык к более изысканным ароматам. 

Но то, что он сделал, переходит всякие границы... Сижу я, значит, на подоконнике и вдруг вижу, что перед Эллемейтом стоит Биллем. Дай-ка, думаю, подслушаю. — Говори же быстрей, — поторопила его Мурли. — Эллемейт говорит: «Договорились, Биллем, можешь выходить на работу. Прямо сейчас и приступай». 

А Биллем шаркает в ответ ножкой: «Спасибо, менеер, как я счастлив, менеер, рад стараться, менеер». — На этом всё и кончилось? — спросила Мурли. — Сперва я тоже так подумал и даже, сдается мне, слегка вздремнул... солнышко грело и всякое такое... сама знаешь, когда сидишь на подоконнике... — Знаю, знаю. — Мурли потеряла терпение. — Продолжай же. — Задремал я было, но тут сквозь сон слышу, как Эллемейт и говорит ему у двери: «А если тебя спросят, видел ли ты что сегодня на Грунмаркт, отвечай, что ничего не видел, ничего не знаешь.

 Понял? Абсолютно ничего». — «Понял, менеер!» — ответил ему Биллем и вышел из конторы. Вот, собственно, об этом я и намеревался тебе поведать. — Ага! — обрадовалась Мурли. — Биллем видел, как произошло несчастье. — Я тоже так думаю, — важно кивнул Парфюм.

 Теперь наконец мы нашли человека, который это видел, — сказала Мурли. — Настоящего свидетеля. А не кошачьего. — Я сейчас же пойду к Виллему, — решил Тиббе. — А вдруг он признается, что был там. Когда я неожиданно спрошу его про водителя машины. Пока Тиббе ходил к Виллему, Мурли на крыше вела тайные переговоры с котом из отеля «Монополь» Люксом.

— Послушай, — сказала она ему, — по слухам, Эллемейт часто обедает у вас в отеле. Правда? — Так оно и есть, — подтвердил Люкс. — Раз в неделю он с женой заказывает у нас обед. По пятницам. Как раз сегодня. — Не мог бы ты посидеть у них под столом и послушать, о чём они говорят? — попросила его Мурли. — Премного благодарен! — Люкс чихнул от возмущения. — Как-то раз он уже дал мне пинка под столом. — Ну, пожалуйста, — взмолилась Мурли. — Нам позарез нужно узнать, что он сам говорит. Но никто из нас не рискует близко подойти к его дому. 

Потому что там живёт этот мерзкий Марс. Может, у тебя получится незаметно нырнуть под стол? — Посмотрим, — неуверенно пообещал Люкс. 

 Тиббе вернулся домой поздно, совершенно измученный и расстроенный. — Я был у Виллема, — сообщил он. — Биллем клянется, что ничего не видел и не слышал. Уверяет, что его не было на Грунмаркт, когда это произошло. 

Мне кажется, он лжет, но вполне естественно, что он боится признаться. А ещё я был у селёдочника в больнице. — Ну как он там? — с волнением спросила Мурли. — Он так же хорошо пахнет? — Он пахнет больницей. — Какая жалость! — Я спросил, могла ли на его палатку наехать машина господина Эллемейта? Селёдочник рассердился, закричал: «Что за дурацкая идея! Эллемейт — мой лучший клиент, как вам такое пришло в голову!» А потом я был в полиции, — продолжил Тиббе. 

— Там я тоже спросил, могла ли это быть машина Эллемейта? — И что они ответили? — Они рассмеялись мне в лицо. Решили, что я спятил.