| Огромное старое дерево скрипело под порывами хлеставшей остров зимней вьюги. Кусачий морозный воздух пробирался сквозь его щели и трещины. Спасаясь от холода, друзьям пришлось затянуть вход в свое дупло лохматой шкурой опоссума, когда-то убитого Сумраком. Свежего мяса давно не было, осталось только вяленое, да и то такое сухое, что по вкусу оно ничуть не отличалось от древесной коры. Поговаривали, что даже запасы орехов уже на исходе.
Сорен и его друзья худели с каждым днем. Оперение их потеряло привычный блеск, глаза потускнели. Когда порции в столовой только начали уменьшаться, они наперебой вспоминали прошлые лакомства и угощения.
— А помните пирог из ягод молочника? Кухарка обычно подавала его с кленовым сиропом, — начинал кто-нибудь.
— Я бы согласился и на один сироп, без пирога, — подхватывал другой.
Но теперь все это осталось в прошлом. Никто больше не говорил о еде. Все по-прежнему голодали — даже больше, чем раньше, — но сумели как-то притерпеться к сосущей пустоте в желудках. Мечтать о пироге из ягод молочника стало казаться пустой забавой. Теперь они мечтали просто не умереть с голода и выжить.
Будущее не сулило ничего хорошего. Голод голодом, но что будет со всеми ними, когда спинной хребет зимы хрустнет, земля начнет оттаивать и совиная дичь начнет потихоньку выбираться из своих нор? Останется ли у них сил на охоту?
Получив подкрепление со стороны наемников, враги полностью окружили Великое Древо. А это означало, что Чистые первыми набросятся на первую весеннюю дичь. Чтобы усилить голод среди осажденных, они планомерно продолжали сужать кольцо осады вокруг дерева. Если ночные стражи не смогут летать над своими исконными охотничьими угодьями, они начнут вымирать, а их враги жиреть день ото дня.
— Что ты делаешь, Сорен? — спросил Сумрак. — Хочешь поймать жука?
Сорен рылся в грязи под жердочками своего дупла. Он слишком ослабел, чтобы вспорхнуть на насест, откуда было так удобно подолгу болтать с друзьями. Впрочем, в последние дни им стало не до разговоров. Сорен просто рассеянно скреб когтем по полу. Он и сам не заметил, как на полу начал появляться какой-то рисунок.
— Что это? — спросила подошедшая взглянуть Гильфи.
Сорен удивленно моргнул.
— Это мы.
— Где?
— Вот смотри, это дерево, мы сидим в дереве, а враги вокруг нас. Они не могут проникнуть внутрь, потому что у нас нет ни одного слабого места в обороне, а мы не можем выбраться наружу. Эзилриб не зря сказал, что оборонительная стратегия не предполагает особой подвижности.
— Проще говоря, мы заперты, — подытожил Сумрак. — Это мы и без тебя это знаем.
— А что, если бы нам удалось выбраться наружу? — спросил Сорен и, не оборачиваясь, почувствовал, как встрепенулся сидевший рядом Копуша. — Копуша, — обернулся к нему Сорен, — скажи, можно ли выкопать ход на волю? Что, если мы выведем наши войска по подземному ходу, потом разделимся на две части и зажмем врага в клещи?
Он поднял лапу и быстро сжал два передних когтя, как будто поймал за крыло летучую мышь. Желудки у друзей затрепетали от лихорадочного волнения. А потом Гильфи произнесла одно слово, вернее — имя той, которая могла помочь им воплотить этот план в жизни.
— Октавия!
— Двойной охват! Что ж, думаю, это вполне возможно, — медленно, с сильным акцентом жительницы Северных Царств произнесла старая змея, прибиравшая в гнездах у мадам Плонк и Эзилриба. Она происходила из рода Кильских змей с острова Быстробуйный в Кильском заливе. Кильские змеи славились сильными мышцами своего тела, благодаря которым они даже могли рыть норы.
Именно Эзилриб первым догадался использовать этих голубовато-зеленых змей (которые, кстати, никогда не были слепыми, в отличие от розовокожих домашних змей) в боевых действиях.
В свое время, в период войны Ледяных Когтей, много лет терзавшей Северные Царства, он создал секретные змеиные подразделения, которые могли незаметно проникать на вражескую территорию. Во время одной из таких битв Октавия лишилась глаз, а Эзилриб потерял подругу и коготь на лапе. С тех пор они с Октавией, оба искалеченные войной, отказались от бранной жизни и много лет прожили в уединенной обители братьев Глаукса на пустынном острове Горького моря. Но разразилась новая война.
— Как вы думаете, Эзилриб одобрит наш план? — осторожно спросил Сорен.
— Никогда не узнаешь, пока не спросишь. Лично я могу пообещать свою помощь в рытье туннеля. Пусть я уже и не так сильна, как раньше, но дело свое знаю, — прошипела Октавия.
— Тебе поможет землеройное подразделение и все пещерные совы! — воскликнул Копуша.
— Конечно, — медленно произнесла Октавия. Видно было, что она колеблется, будто не решаясь что-то сказать.
— Значит, мы пойдем к Эзилрибу и спросим его? Или лучше сначала попросить одобрения парламента? — уточнил Копуша.
— Нет! — резко оборвала Октавия. Потом свернулась в тугое кольцо и покачала головкой. — А теперь слушайте меня внимательно, детки. Никому ничего не говорите, даже Отулиссе, Мартину и остальным членам своего клюва. Вы молодцы, что разыскали меня и пригласили для разговора в это дупло. Думаю, Эзилрибу лучше будет выслушать ваш план прямо здесь. Я пока не могу сказать вам всего, но поверьте — для такой секретности у нас есть веские причины. Мы столкнулись с утечкой информации. Более того, появились подозрения, что парламентская зала стала не лучшим местом для секретных разговоров.
Друзья затаили дыхание. До сих пор они были уверены, что никто кроме них не знает о странном феномене, в результате которого звук беспрепятственно проникает под пол парламентского зала. Неужели их выследили и их секретное место обнаружено?
— Ждите здесь, — приказала Октавия. — Скоро я вернусь вместе с Эзилрибом. Нельзя терять ни минуты, — с этими словами старая кильская змея поползла прочь, сверкая зеленой чешуей на фоне тусклого сумеречного неба.
|
