| После процедуры первого лунного облучения новоприбывших сов можно было допускать к работе. И тут Сорена постигло первое горькое разочарование. Он очень надеялся получить направление в Погадник или инвентарную пещеру, чтобы иметь доступ к крупинкам, но их с Мартином поставили на работу в Яйцехранилище. Руби назначили наседкой в Инкубатор. В Погадник отправили Гильфи, что было очень кстати, поскольку она отлично ориентировалась в тамошних правилах. Отулиссу с Копушей определили на инвентарный склад, а Сумраку поручили полировать боевые когти в Арсенале, что было на редкость мудрым решением, учитывая страсть серого здоровяка к оружию.
Перед входом в Яйцехранилище Сорен тихо сказал Мартину:
— Все слышанное от нас с Гильфи не идет ни в какое сравнение с тем, что тебе предстоит увидеть.
Мартин судорожно сглотнул. Сорен успел рассказать ему о многих сотнях яиц, которые патрули Сант-Эголиуса похищали из совиных гнезд и высиживали в неволе в Яйцехранилище. Однажды Сорен присутствовал при появлении на свет одного из таких сирот и до сих пор считал это зрелище одним из самых тяжелых в своей жизни. Это было противоестественно, мерзко, жестоко и несправедливо. В этом был весь Сант-Эголиус.
Мартин еле слышно ахнул, увидев сотни поблескивающих в темноте белоснежных яиц. И вдруг почувствовал, как стоящий рядом с ним Сорен оцепенел.
Навстречу им ковыляла совершенно ужасная белая сова. Один глаз у нее беспрерывно слезился и настолько помутнел, что его когда-то желтый цвет казался грязно-белым. Лицевой диск и клюв совы под острым углом перечеркивал безобразный шрам. Края раны срослись очень грубо, и мерзкий рубец угрожающе чернел на фоне ее ослепительно-белых перьев. Мартин подумал, что это напоминает вспышку молнии, только наоборот — черное на белом.
Но никакие шрамы не могли помешать Сорену узнать в белой сове Тетушку Финни.
— Зовите меня Тетушкой, — проскрипела она, кивая новичкам. Пахло от нее как-то странно.
«Чем бы это?» — поморщился Сорен.
Приглядевшись, он понял, отчего у Тетушки так изменился голос. Еще один безобразный шрам, похожий на черное ожерелье, обхватывал ее шею. Сорен не видел Финни с той ужасной ночи, когда орлы пытались спасти спрятанное Гортензией яйцо.
«Глаукс Всемогущий! Финни убила Гортензию, но ей самой тоже крепко досталось! Кажется мне или нет, что она как-то странно на меня смотрит? — в смятении подумал Сорен. — Неужели узнала?»
— Еще одна сипуха, — просипела Финни. — Что ж, мы знаем, как вас использовать. У нас полно яиц амбарных сов.
Тетушка принялась учить новичков правилам сортировки яиц.
Сорен все это прекрасно знал, но заставил себя подавить предательскую дрожь в желудке, притворившись, будто внимательно слушает. Он кивал, вдумчиво внимая наставлениям о том, по каким признакам следует отбирать яйца и куда их перекатывать после сортировки.
Мартин с Сореном решили, что будут лезть из кожи вон, чтобы получить повышение и добиться должности укладчиков мха. Дело в том, что эта работа давала гораздо большую свободу передвижения. Укладчики имели право выходить за пределы Яйцехранилища и посещать Инкубатор, где трудилась Руби.
Сказано — сделано. Они с жаром взялись за работу и несколько часов, не покладая крыльев, перекатывали яйца в специальное место, откуда их потом разносили по гнездам.
— Номер 82–85! Приказ явиться в главный пункт! — монотонным голосом облученной совы выкрикнула пестрая неясыть, внезапно возникнув рядом с Сореном. У него затрепетало в желудке, и Сорен едва не запрыгал от радости, увидев, как неясыть направилась к Мартину и передала ему тот же приказ.
«Кажется, сработало! Может быть, теперь нам удастся что-нибудь разузнать?»
До сих пор никому из них не удалось напасть на след лазутчиков Клудда. У каждого были свои подозрения, но доказательств по-прежнему не находилось.
— Номера 82–85 и 54–67, — просипела Тетушка, впиваясь глазами в друзей. Рваный шрам пугающе темнел на ее белом лицевом диске. — Вы зарекомендовали себя старательными сортировщиками. В связи с этим на вас будут возложены дополнительные обязанности укладчиков мха. Приступите этой же ночью. В соответствии с возросшим объемом работы вам будет увеличен ежедневный рацион питания. — Тетушка помолчала, и у Сорена свело желудок при виде знакомого блеска ее желтых глаз. — Ну, мои сладкие, уж я постараюсь выхлопотать вам кусочек полевки. Ах, что за лакомство! Вы сразу повеселеете, крошки мои. — С этими словами она игриво ущипнула Мартина клювом, так что бедняга невольно содрогнулся.
«Великий Глаукс, узнаю старую Финни!»— мрачно подумал Сорен. Чем слаще пела Тетушка, тем сильнее он ее боялся, поскольку знал, что все это ложь.
За любую услугу взималась плата. Тетушке ничего не стоило угостить голодного кусочком полевки или жирной скальной крысы, которых в каньоне было пруд пруди, но подобная щедрость никогда не бывала бескорыстной — взамен Тетушка могла, к примеру, попросить своего подопечного собирать для нее сведения и информировать о происходящем вокруг. Постепенно, коготок за коготком, несчастная сова попадала в полную зависимость от своей благодетельницы, становясь беззащитной жертвой ее власти, коварства и жестокости.
Но сейчас у друзей не было выбора. Что хотели, то и получили. По крайней мере, теперь они смогут бывать в Инкубаторе.
Однако прошло целых три дня, прежде чем им удалось перекинуться парой слов с Руби.
— Укладчики мха! Укладчики мха, прошу внимания! — звонко закричала сидевшая в гнезде Руби. Она высиживала яйца сипух.
В Сант-Эголиусе наседки никогда не высиживали птенцов своей породы. Сипухи могли сидеть на яйцах пещерных сов или пятнистых неясытей, а короткоухие совы, вроде Руби, высиживали яйца мохноногих сычей. Казалось, начальство делало все возможное, чтобы не допустить родственных чувств между наседкой и будущими птенцами.
Сорен подозревал, что это делалось не случайно. Новорожденные птенцы не должны были видеть в своих наседках никакого сходства с утраченными родителями. Любовь в Инкубаторе была под запретом. Птенцы появлялись на свет не для того, чтобы любить, а для того, чтобы подчиняться.
— Но я только что подходила к тебе, — устало ответила сипуха-дежурная. — У тебя есть все необходимое.
— Я проголодалась! Хочется червячка, жирненького такого… Не волнуйся, я вижу тут поблизости двух свободных укладчиков, — ответила Руби, выразительно глядя на Сорена с Мартином. — Вот так удача, у одного из них и червячок есть, прямо в комке мха! А второй пока сбегает мне за крысой. Я только видела, как она шмыгнула в трещину наверху. Вон ее хвост торчит, достаньте ее поскорее!
Мартин изумленно мигнул — никакого червяка в его куске мха и в помине не было. Сорен, стоявший как раз напротив трещины, тоже не заметил в ней ничего похожего на крысиный хвост.
За все это время им с Мартином удалось перекинуться с Руби всего несколькими словами, а сегодня она впервые позвала их сама.
Раньше Руби высиживала пятнистых неясытей, но сегодня птенцы вылупились, и ее пересадили в новое гнездо. Оказавшаяся без дела и поняв, что ей не придется угождать капризной короткоухой сове, дежурная сипуха заметно повеселела. Наседок в Сант-Эголиусе кормили вдоволь. Им то и дело совали лакомые кусочки, которых остальные совы и в глаза не видели.
— Я буду говорить очень коротко, времени мало, — торопливым шепотом сказала Руби, проводив глазами отошедшую сипуху. — Слушайте! Вот они проделывают какие-то фокусы с гнездами, в которых лежат яйца сипух.
— Кто? — не понял Сорен.
Руби кивнула на двух сипух-мохоукладчиц, которые суетились в дальнем конце Инкубатора, деловито устилая гнезда кусочками мха и пучками сухой травы.
— Что это значит? — спросил Сорен. Вопросительные слова ласкали ему клюв. Он смаковал их сладкий, ни с чем не сравнимый вкус!
— Загородите меня, чтобы никто не заметил, — заерзала в гнезде Руби. Наседкам строго-настрого запрещалось вылезать наружу, поэтому маленькая короткоухая сова тихонько сдвинулась к самому краю, а потом быстро приподнялась в воздух, зависнув в нескольких дюймах над дном гнезда. Только такая непревзойденная летунья, как Руби, могла проделать этот сложный трюк, не привлекая к себе внимания!
Мартин и Сорен затаили дыхание. На травяной подстилке, среди туго сплетенных прутьев и веток лежали три белых яйца. А между ними, в гуще мха, ярко поблескивали крошечные сверкающие блестки.
— Крупинки! — прошептал Сорен.
Теперь он все понял. Шпионы в Сант-Эголиусе все-таки были. Более того, они сумели каким-то образом избежать лунного облучения. Им удалось не только найти доступ к крупинкам, но и похищать их… Но почему они прячут свою добычу среди мха? Что делают крупинки в гнездах неродившихся птенцов?
Внезапно у Сорена холодом сковало желудок.
«Они делают что-то страшное… Я уверен, я просто чувствую это! Нужно немедленно связаться с Гильфи. Енотий помет! Ну почему нас не поместили в одну камеру?»
До наступления ночи было еще очень и очень далеко. Да и до наступления сумерек, когда совам разрешалось разойтись по своим каменным мешкам, оставалось несколько часов.
— Но это еще не все, — мрачно заметила Руби. — Есть дела и пострашнее.
Сорен искренне не мог представить себе ничего страшнее того, что они только что увидели.
— Знаете старую полярную сову, которая заправляет в Яйце-хранилище? Кажется, ее зовут Тетушка Финни. — Сорен кивнул, не понимая, куда она клонит. — Вы заметили, что от нее как-то гадко пахнет?
Сорен снова кивнул.
— А ты-то откуда об этом знаешь? Она ведь появляется в Инкубаторе не часто!
— Чаще, чем хотелось бы. Она поедает яйца!
— Ч-что? — хором переспросили Сорен с Мартином.
— Что слышали. Я думаю, отсюда их проще воровать, чем из Яйцехранилища. Никто ничего не замечает, потому что Тетушка Финни пожирает яйца до того, как на гнездо посадят новую наседку. Но и это еще не все. Она ест и птенцов — тех, что вылупились не совсем здоровыми.
Сорена с Мартином замутило от отвращения. Желудки у них судорожно сжались, и оба почувствовали, что вот-вот отрыгнут.
|
