Мы с Васькой играли во дворе в чижика. Только я при­готовился подкинуть чижика, как Васька крикнул: – Офииеры! Я оглянулся. К нам во двор входили двое – начальник станции и офицер в зеленой английской шинели и в белых перчатках. Васька мигом бросился к дому. – Офицеры идут! – крикнул Васька своему отцу, стояв­шему на крыльце. – Пускай идут, – тихо ответил Илья Федорович и скрылся за дверью. А я остался во дворе. Офицер подошел ко мне и вежливо сказал: – Молодой человек, будьте добры вызвать сюда Илью Федоровича Кастинова. – У нас таких нет, – ответил я, опуская голову. – Ты чего врешь! – закричал начальник станции. – Я здесь на железной дороге каждую собаку знаю. Вот она, его дверь. – Постучи, мальчик, – сказал мне офицер, звякая шпо­рами. – Не знаю я никакого Ильи Федоровича, сами стучи­те, – сказал я. Начальник станции грозно посмотрел на меня и пошел к двери. Но в эту минуту на порог вышел сам Илья Федо­рович. – Меня, что ли? – спросил он спокойно. – Тебя, – сказал начальник станции. Офицер смерил Васькиного отца с головы до ног и ска­зал: – Ознакомьтесь с этой бумагой. – И он протянул Илье Федоровичу аккуратно сложенный листок. Васькин отец стал читать про себя: «Приказываю всем служащим и рабочим станции Невинка в однодневный срок явиться к коменданту станции для регистрации и с этого момента приступить к исполне­нию служебных обязанностей. В противном случае неявив­шиеся будут рассматриваться как разгильдяи и пособники большевиков. По истечении срока неявившиеся предаются суду, а обнаруженные подлежат расстрелу. Поручик Н‑ского дроздовского полка Глухов». – Подлежат расстрелу, – протяжно повторил Илья Федорович и возвратил листок офицеру. – Нет, нет, – сказал офицер, – распишитесь на обороте сего. Илья Федорович снова взял листок, перевернул его и прочел: «Приказ прочитал сцепщик Афанасий Луценко. За не­грамотного Репко расписался Криворучко». – Я гоже неграмотный, – сказал Илья Федорович. – Писать не научился. – Неграмотный? – переспросил офицер. – Ну, в таком случае пусть за вас этот юноша распишется. И он протянул листок мне. – Я тоже не умею писать, – сказал я. Офицер сердито пожал плечами. – Такая дубина, а писать не научился. Позови кого‑нибудь грамотного. Неужели ни одного грамотного у вас во всем дворе нет? В это время из дверей своей квартиры выглянул Чиканов. Он увидел офицера и сразу спрятался за дверь. – Подите‑ка, подите сюда, – поманил его офицер паль­цем. – Грамотный? – Точно т‑так, – заикаясь, проговорил Чиканов. – Расписывайтесь. Чиканов, не читая, расписался. – А теперь за этого распишитесь. Чиканов расписался опять. – А кто тут еще у вас во дворе из мастеровых? – спро­сил офицер. – Слесарь Мирошко, – услужливо ответил начальник станции. – Вот эта дверь налево, ваше благородие. И они направились к нашей двери. Ни отца, ни матери не было дома – они ушли к соседям. Офицер вышел из нашей квартиры и сурово сказал: – Прислать в комендатуру не позднее завтрашнего дня. И вместе с начальником станции пошел к соседнему дому. Чиканов долго еще стоял посреди двора и растерянно моргал глазами. – Чего это он мне подсунул? – А ты что – слепой был? Казенную бумагу, приказ. – Приказ? Какой приказ? О чем? Илья Федорович наклонился к уху Чиканова и сказал: – Расстрел ты себе подписал. Чиканов весь затрясся и позеленел. – Да ты что – с ума спятил? – Нет, – сказал Илья Федорович, – это ты с ума спя­тил – не читая, подписываешь. Грамотный больно! – Да и ты ж грамотный, – сказал Чиканов. – Грамотный, да не подписал. И Репко вот тоже не подписал. А тебя два раза расстреливать будут, если на работу не выйдешь: за себя и за меня. В этот день весь наш двор долго совещался и думал, как же быть идти ли завтра на работу или сегодня ночью махнуть через балку к товарищам? Женщины плакали и уговаривали мужей выйти на ра­боту. – Уйдете, так нас с ребятами за вас постреляют, – го­ворили они. – Ну ладно, – сказал наконец Илья Федорович, мах­нув рукой. – Выйдем завтра на работу, только по‑своему работать будем. Мы им срубим заклепку, чертовым детям. Когда вечером взрослые разошлись по домам, Васька остановил меня у нашей двери и сказал мне тихо: – Я бы этого офицера так бы и тяпнул камнем по но­су, да только камня большого под рукой не было.