Всю ночь судно бросало с волны на волну. За иллюминаторами грохотало, и по стёклам били брызги.
— Держись крепче! — кричал Перчиков и хотел привязать Солнышкина к койке.
Солнышкин упирался то ногами, то головой в переборку, и ему казалось, что внутри у него взад и вперёд перекатываются гружёные вагонетки.
Но к утру шторм успокоился. И Солнышкин враскачку вышел на палубу. Море было зелёным и так пахло арбузами и свежими огурцами, что из него можно было делать салат. Волны были белыми, лохматыми и прыгали у борта, как пудели в цирке. Солнышкину хотелось по— свойски потрепать их по загривку. Он перегнулся через борт, но тут за спиной раздался голос Перчикова:
— Любуешься природой? А наверху баталия! Солнышкин побежал за Перчиковым. В коридоре стоял гам. Полкоманды толпилось около каюты уборщицы Таи. Каюта находилась возле капитанской. Тая стояла с чемоданчиком и узелком и утирала глаза. В дверях топтался капи тан с клеткой в руках. Перчиков возмущённо взмахнул руками:
— Из-за какого-то попугая переселять человека!
— Не из-за какого-то, а из-за ценного. Он куплен у факира в Индии! — с усмешкой возразил Плавали-Знаем.
— Не имеете права!
— Послушайте, Огурчиков, — Плавали-Знаем многозначительно поднял палец, — вы мне надоели…
— Во-первых, не Огурчиков, а Перчиков! — оскорбился Перчиков. — А во-вторых, мы будем жаловаться начальству!
— Начальство вас готово выслушать, — сказал Плавали-Знаем.
Он повесил клетку на вешалку, запер каюту и опустил ключ в карман.
И попугай опять показался Солнышкину очень знакомым.
Тая взяла чемоданчик и, всхлипывая, пошла к молоденькой буфетчице Марине, которая поддерживала её под руку. Толпа зашумела. Все были возмущены. И только артельщик сверкнул зубами:
— Будь я капитаном, я бы отхватил себе не одну каюту, а все четыре! — И кривыми ногами он начал выписывать твист.
— Прекрати! — крикнул Перчиков.
— А-а, Огурчиков, вам не нравится? — засмеялся артельщик.
— Вертится, как камбала на крючке! — обозлился Перчиков и сплюнул.
Боцман только посмотрел под ноги, но промолчал.
— А может, попугай и вправду особо ценный? — сказал он, вздохнув.
— Будь он трижды индийский… — начал Перчиков.
Но тут из-за двери на чисто русском языке раздался крик: «Загоню дурака! Доведёт до милиции!» Загоню дурака, доведёт до милиции!»
Все переглянулись, раскрыв от удивления рты. А Солнышкин вдруг щёлкнул себя по лбу:
— Вот оно что!
Он сразу же вспомнил шумную барахолку на сопке, старую спекулянтку и, конечно же, знаменитого попугая из Индии.
— Ну, всё! — сказал он и сжал кулаки.
— Что — всё? — озадаченно спросил Перчиков.
— Всё! — твёрдо ответил Солнышкин. Что «всё», он ещё не решил и сам, но кулаки его были готовы к бою.
|
