Пожелайте мне скорой удачи, ты, о Волька, и ты, о Сережа, и ты, о Женя! – воскликнул Хоттабыч и, превратившись в рыбу, с плеском нырнул в воду. Вода была прозрачная, и было хорошо видно, как, быстро работая плавниками, Хоттабыч устремился в открытое море.

 В ожидании возвращения Хоттабыча наши друзья раз десять выкупались в ласковой морской воде, вдоволь нанырялись, до одурения жарились на солнце и наконец, сильно проголодавшись, начали беспокоиться. Хоттабыч подозрительно долго не возвращался, хотя обещал не задерживаться дольше часа. Уже давно село солнце, озарив при этом горизонт закатом невиданной красоты, уже вдали замерцали мириады городских огней, а старика все еще не было.

 – Неужели пропал? – мрачно промолвил Волька, испытующе взглянув на своих приятелей. – Не может он пропасть, – убежденно ответил ему Женя. – Такие старики, брат, не пропадают. – Его мог проглотить кит, – прошептал Сережа. – В этих местах киты не водятся, – возразил ему Волька, хотя твердо он в этом убежден не был. – А мне, ребята, что-то есть захотелось, – чистосердечно признался Женя. – Чего бы это такого покушать? В это время неподалеку с тихим плеском причалила лодка.

 Из нее вылезли трое рыбаков. 

Один из них принялся раскладывать из сухих сучьев костер, а остальные стали чистить рыбу и кидать ее в котелок с водой. – Пойдем попросим у них чего-нибудь покушать, – предложил Женя. – Свои ведь люди – трудящиеся.

 Они не откажут. Ребята согласились. – Добрый вечер, синьоры, – вежливо поклонился Женя, обращаясь к рыбакам. – Подумать только, как много за последние годы развелось в нашей бедной Италии бездомных детей! – произнес простуженным голосом один из рыбаков, седой и тощий. – Джования, дай-ка им чего-нибудь покушать. – Хлеб есть, луковиц хватит, а соли имеется даже более, чем надо! – весело откликнулся курчавый парень, чистивший рыбу для ужина. – Присаживайтесь, ребята, скоро будет готова вкуснейшая из похлебок, когда-либо сваренных в Генуе и ее окрестностях. 

То ли курчавый Джованни действительно был поваром-самородком, то ли очень уж ребята проголодались, но им казалось, что они сроду не пробовали такого вкусного блюда. 

Они ели с такой жадностью, то и дело причмокивая от удовольствия языком, что рыбаки, наблюдая за ними, только пересмеивались. – Если хотите еще, – сказал, потягиваясь, Джованни, – варите сами, наука нехитрая. А мы пока приляжем отдохнуть. 

Только крупную рыбу не берите. Крупная пойдет утром на продажу, чтобы нам было чем уплатить налоги синьору Муссолини.

 Вы, наверное, знаете этого синьора: он все время заботится, чтобы у нас в кошельках не завалялись лишние денежки. 

Сережа с Женей тотчас же начали хлопотать у костра, а Волька, засучив штаны, пробрался по воде к лодке, заваленной уснувшей рыбой. Набрав сколько надо на похлебку, он хотел уже возвращаться на берег, когда взор его случайно упал на сложенные возле мачты рыболовные сети. Одинокая рыбка билась в ней, то замирая, то с новой силой возобновляя свои бесплодные попытки освободиться. 

«Пригодится для ухи», – подумал Волька и извлек присмиревшую на миг рыбку из ячейки сетей. Но в его руках она вновь забилась с такой силой, что Вольке вдруг стало очень жалко, и он, оглянувшись, как бы не заметили рыбаки, бросил ее за борт лодки. 

рыбка еле слышно шлепнулась о темную воду бухты и тотчас же превратилась в сияющего от радости Хоттабыча. – Да будет благословен день твоего рождения, о добросердечный сын Алеши! – растроганно провозгласил старик, стоя по пояс в воде. – Ты снова спас мне жизнь. 

Еще несколько мгновений – и я задохнулся бы в сетях, в которые я столь беспечно попал в поисках моего несчастного брата. – Хоттабыч, дорогой, ну какой ты молодец, что оказался живой! – сказал счастливый Волька. – Мы тут так волновались за тебя. – А меня терзала мысль, что ты, о многократный мой спаситель, и наши юные друзья остались без меня голодные и одинокие в чужой стране. – Мы совсем не голодные, нас тут рыбаки здорово накормили. – Да будут благословенны эти добрые люди! – с жаром произнес Хоттабыч. – Они, наверное, бедные люди? – Очень бедные. – Они не будут, уверяю тебя, больные страдать в тисках нищеты. 

Люди, которые так бескорыстно помогли моим друзьям в столь тяжелую минуту, не должны ни в чем терпеть недостатка. Пойдем же скорее, и я их достойно отблагодарю. – Я думаю, что так делать не годится, – сказал, немножко подумав, Волька. – Поставь себя на их место: вдруг ночью из воды вылезает какой-то мокрый старик. Нет, так не годится, это получится очень подозрительно. – Ты прав, как всегда, о мудрейший из мальчиков, – согласился Хоттабыч. – Возвращайся же на берег, а я не замедлю прийти к вам. Волька добрался до берега и, отозвав своих друзей в сторонку, поделился с ними радостной вестью. Спустя короткое время вздремнувших было рыбаков разбудил приближавшийся конский топот. Вскоре у слабо потрескивавшего костра остановился необычный всадник. 

Это был старик в дешевом полотняном костюме и жесткой шляпе канотье. Его величественная борода развевалась по ветру, открывая для всеобщего обозрения вышитую украинскую сорочку. Ноги его в вычурных, расшитых золотом и серебром туфлях с причудливо загнутыми кверху носками упирались в золотые стремена, усыпанные алмазами и изумрудами. 

Седло, на котором он восседал, было столь великолепно, что само по себе составляло целое состояние. Под седлом играла лошадь неописуемой красоты. В обеих руках старик держал по большому кожаному чемодану. – Могу ли я увидеть благородных рыбаков, столь великодушно приютивших и накормивших трех голодных отроков? – торжественно обратился он к Джованни, возившемуся у костра. Не дожидаясь ответа, он слез с лошади и с облегчением поставил на песок чемоданы. – А в чем дело? – ответил осторожный Джованни вопросом на вопрос. 

– Вы их разве знаете, этих ребят? – Мне ли не знать моих юных друзей! – воскликнул Хоттабыч, обнимая по очереди подбежавших к нему Вольку, Женю и Сережу. Потом, обратившись с поклоном к растерянно глядевшим на него рыбакам, он произнес: – Поверьте мне, о достойнейшие из рыбаков, я не знаю, как отблагодарить вас за ваше драгоценное гостеприимство и добросердечие. – А за что нас благодарить? – искренне удивился седой рыбак. – За похлебку, что ли?

 Она нам недорого стала, поверьте мне, синьор. – Я слышу слова поистине бескорыстного мужа, и тем глубже чувство моей благодарности. 

Позвольте же мне отплатить вам хотя бы этими скромными дарами, – сказал Хоттабыч, протянув оторопевшему Джованни оба чемодана. – Тут, очевидно, какая-то ошибка, уважаемый синьор, – пролепетал тот, обменявшись недоуменными взглядами с обоими своими товарищами. – За эти два чемодана можно купить по крайней мере тысячу таких похлебок, какой мы накормили ребятишек. Вы не думайте, что это была какая-то особенная, дорогая похлебка. Мы люди бедные. – Это ты ошибаешься, о бескорыстный рыбак. В этих чемоданах заключены богатства, в тысячи тысяч раз превышающие стоимость вашей похлебки, и все же они, на мой взгляд, не будут достаточной оплатой за нее, ибо нет на всем свете более дорогого, чем бескорыстное гостеприимство и милосердие к нуждающимся. Он раскрыл чемоданы, и все увидели, что чемоданы доверху наполнены блестящими золотыми монетами, каждая достоинством в двадцать лир. – Только, прошу вас, не возражайте мне, – сказал Хоттабыч, видя, что рыбаки пытаются протестовать. – Уверяю вас, тут нет никакого недоразумения. Да будет безмятежна ваша жизнь и да будут ваши сердца и впредь столь же бескорыстно открыты к страданиям нуждающихся людей! Прощайте! – Прощайте, синьор! Прощайте, ребятишки! – сказали рыбаки, глядя вслед нашим путешественникам, поминутно оглядывавшимся и приветственно махавшим им руками. Когда старик со своими спутниками скрылся вдали, Джованни сказал, разводя руками: – Убейте меня, друзья, но я ничего не понимаю. – М-да, – согласились остальные два рыбака. – Ежели это даже не золото, а обыкновенные медяшки, и то тут наберется, худо-бедно, до пятисот лир меди.

 Это уже не говоря о чемоданах, которые тоже стоят далеко не одну лиру, – говорил Джованни, перебирая руками монеты. – Во всяком случае, будет чем расплатиться за старые и новые налоги и починить сети.

 Синьор Муссолини может сегодня спокойно спать на своих перинах. – Скорее всего, это все-таки не золото, а медяшки, – продолжал свою мысль Джованни. – Впрочем, завтра проверим.