Около четырех часов утра два подвыпивших гражданина возвращались домой после товарищеской пирушки. Они шли, крепко обнявшись. Вдруг один из них, тот, который повыше, почувствовал, что сверху ему что-то капнуло на нос. 

И это при совершенно безоблачном небе! Удивленный гражданин поднял свои глаза вверх, потом торопливо зажмурил их.

 Он явно чего-то испугался, но решил не показывать виду. – Вася, дорогой мой, – сказал он деланно равнодушным голосом, – посмотри, сделай милость, наверх… Вася послушно посмотрел на небо, тоже испуганно заморгал глазами, тоже сделал равнодушное лицо и отвечал более или менее спокойным голосом: – Так что я, Никитушка, ни-ничего не вижу. 

Они так и не сознались, что видели, как по небу один за другим пронеслись четырнадцать многоэтажных домов. Под каждым домом тоненькими, еле заметными усиками болтались обрывки телефонных и электрических проводов и торчали обломки водопроводных труб. Из труб еще капала вода. Одна из капель как раз и упала на нос Никитушке.

 Примерно в это же время Николай Никандрович Богорад проснулся от какого-то резкого толчка, спросонок решил, что уже пора вставать, и направился на кухню умываться. Но вода из крана не текла. Тогда он решил зажечь свет, чтобы сподручней было поправить водопровод, но свет не зажегся. – Пробка перегорела, – догадался Николай Никандрович.

 Он притащил из коридора стремянку и полез проверить пробку, но пробка была в полной исправности. – Что за безобразие! – возмутился он и снял телефонную трубку, чтобы сообщить управдому, что сразу испортились и электричество, и водопровод. 

Но и телефон бездействовал. Тогда Николай Никандрович решил разбудить управдома, чтобы сообщить ему о странных авариях. Открыв двери парадного, он увидел, что дом стоит не в Первом Спасоболвановском переулке, как обычно, а в совершенно неизвестном месте, где-то далеко за городом. Было не больше четырех часов утра, когда Вольку разбудило легкое прикосновение чьей-то руки. Он недовольно хмыкнул, повернулся на другой бок и, натянув на голову одеяло, попытался снова заснуть. Это ему, однако, сделать не удалось. Неизвестно каким путем пробравшийся в комнату сильный ветер сдул с него одеяло. Тогда Волька огорченно открыл глаза и увидел прямо над собой торжествующее лицо Хоттабыча. – В чем дело? – сварливо спросил Волька. – Не мешай, пожалуйста, спать. Это просто не по-товарищески будить человека чуть свет… 

Старик сделал вид, что не заметил упрека. Он важно разгладил руками свою бороду и низко-низко поклонился: – Если ты, к искренней моей радости, чувствуешь себя здоровым, то соблаговоли встать и почтить своим присутствием Первый Спасоболвановский переулок. – В такую рань? – Ты осчастливил бы меня, если бы выполнил мою покорнейшую просьбу, не откладывая ее. – Скажи хоть, в чем дело? – Да позволено будет мне не ответить на этот вопрос, ибо я осмелился уготовить тебе, о Волька, скромный сюрприз. – Ну, разве что сюрприз, – сурово сказал Волька и, позевывая и потягиваясь, начал одеваться. Спустя несколько минут они вышли из дома и зашагали по широкому пустынному тротуару. Одинокие шаги далеких пешеходов звонко раздавались в утренней тишине.

 Город еще спал; румяное солнце лениво поднималось из-за крыш, расталкивая толпившиеся у горизонта желтые, розовые и оранжевые облака. Высоко в небе еле слышно гудел самолет, и его крылья на солнце тоже были розовые. По мере приближения к Первому Спасоболвановскому переулку Хоттабыч проявлял все большие и большие признаки волнения. 

Он то забегал вперед, то отставал, непрерывно утюжа свою бороду. Канотье он сдвинул на самый затылок и был теперь похож на старомодного гуляку. Но вот они наконец свернули в переулок, и старик, сделав широкий гостеприимный жест правой рукой, произнес: – Соблаговоли, о мой повелитель, осмотреть дворцы. – Какие дворцы? – удивился Волька. – Где дворцы? Но, сделав еще несколько шагов, он восторженно воскликнул: – Ух ты! Вот это да! 

Это ты сделал? – Да, это сделал я, смиренный твой слуга, – скромно, но с достоинством ответил Хоттабыч и, с трудом сдерживая горделивую улыбку, повел Вольку в глубь переулка. Еще полчаса тому назад левую сторону его загромождали четырнадцать мрачноватых, серых многоэтажных домов, похожих на огромные кирпичные ящики. Сейчас на их месте возвышались сверкающие громады четырех белых мраморных дворцов. Богатая колоннада украшала их фасады. На плоских крышах зеленели роскошные сады, на клумбах алели, желтели и синели невиданные цветы. Капельки воды, бившей из роскошных фонтанов, играли в лучах восходящего солнца, как драгоценные камни. У входа в каждый дворец стояло по два черных великана с громадными кривыми мечами в руках. Завидев Вольку, великаны, как по команде, пали ниц и громоподобными голосами приветствовали его. 

При этом из их ртов вырвались огромные языки пламени, и Волька невольно вздрогнул. – Да не страшится мой юный повелитель этих существ, – успокоил его Хоттабыч, – это мирные ифриты, поставленные мною у входов для большего великолепия. Они готовы служить тебе до последнего своего издыхания. Великаны снова пали ниц и, изрыгая пламя, покорно проревели: – Повелевай нами, о могучий господин! – Встаньте, пожалуйста. Я вас прошу немедленно встать, – смущенно забормотал Волька. – Ну куда это годится – падать на колени. 

Прямо феодализм какой-то… Да встаньте вы наконец, и чтобы этого больше не было, этого пресмыкательства! Стыдно! Честное пионерское, стыдно! Ифриты, недоуменно поглядывая друг на друга, поднялись на ноги и молча вытянулись в прежней напряженной позе на караул. – Ну то-то, – сказал Волька, все еще сконфуженный. – Пойдем, Хоттабыч, посмотрим твои дворцы. – И, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, он вошел внутрь дворца. – Это не мои дворцы. Это твои дворцы, – почтительно возразил старик, следуя за Волькой.

 Но Волька не обратил на его слова никакого внимания. Первый дворец был из драгоценного розового мрамора. Его восемь тяжелых резных дверей, изготовленных из сандалового дерева, были украшены серебряными гвоздями и усыпаны серебряными звездами и ярко-алыми рубинами. Второй дворец был из голубоватого мрамора. 

В нем было десять дверей из редчайшего эбенового дерева. Они были украшены золотыми гвоздями и усыпаны алмазами, сапфирами и изумрудами. Посреди третьего дворца был просторный бассейн, а в нем плескались золотые рыбы, каждая величиной с доброго осетра. – Это вместо твоего маленького аквариума, – застенчиво объяснил Хоттабыч. – Мне кажется, что только таким аквариумом ты можешь пользоваться, не роняя своего высокого достоинства. «Д-да, – подумал про себя Волька, – попробуй-ка взять в руки этакую золотую рыбку – без рук останешься». – А теперь, – сказал победоносно Хоттабыч, – окажи мне честь и окинь благосклонным взором четвертый дворец.

 Они вошли в четвертый дворец, блиставший таким великолепием, что Волька ахнул: – Да ведь это вылитое метро! Ну прямо станция «Киевский вокзал»! – Ты еще не все видел, о благословенный Волька, – оживился тогда Хоттабыч. 

С этими словами он вывел Вольку на улицу. Великаны взяли немедленно мечи на караул, но Хоттабыч, не обращая на них внимания, указал мальчику на полированные золотые доски, украшавшие сверху входы во дворцы. На каждой из них были вычеканены одни и те же надписи, от которых Вольку сразу бросило сначала в жар, а потом в холод: «Дворцы эти принадлежат благороднейшему и славнейшему из отроков этого города, красавцу из красавцев, умнейшему из умных, преисполненному неисчислимых достоинств и совершенств, непоборимому и непревзойденному знатоку географии и прочих других наук, первейшему из ныряльщиков, искуснейшему из пловцов и волейболистов, непобедимому чемпиону комнатного бильярда всех систем – царственному юному пионеру Вольке ибн Алеше, да славится во веки веков имя его и имя его достойных родителей». – С твоего позволения, – сказал Хоттабыч, которого распирало от гордости и счастья, – я хотел бы, чтобы ты, поселившись в этих дворцах вместе с твоими прекрасными родителями, уделил бы и мне уголок, дабы твое новое местожительство не отдаляло меня от тебя, и я имел бы возможность во всякое время выражать тебе свое глубокое уважение и преданность. – Так вот, – ответил Волька после некоторого молчания, – во-первых, в этих надписях маловато самокритики, а во-вторых, вывески вообще надо заменить другими. – Я понимаю тебя и не могу не обвинить себя в недомыслии, – смутился старик. – Конечно, надо было сделать надписи из драгоценных камней. Ты этого вполне достоин. – Ты меня неправильно понял, милый Хоттабыч. Видишь ли, в нашей стране не принято, чтобы дворцы принадлежали частным лицам.

 Пусть эти дворцы принадлежат МКХ.1 – Я не знаю, кто такой этот МКХ, – произнес Хоттабыч с горечью в голосе, – и вполне допускаю, что он достойный человек. Но разве МКХ освободил меня из страшного заточения в бутылке?

 Нет, это сделал не МКХ, а ты, прекраснейший отрок, и именно тебе или никому будут принадлежать эти дворцы. – Но пойми же… – И не хочу понимать. Или тебе, или никому. Волька еще никогда не видел Хоттабыча таким разъяренным. Его лицо побагровело, глаза, казалось, метали молнии. Видно было, что старик еле удерживается, чтобы не обрушить свой гнев на мальчика. – Значит, ты никак не согласен, о кристалл моей души? – Конечно, нет. Зачем они мне дались – эти дворцы? Что я – учреждение какое-нибудь или детский сад? – Иэхх! – горестно воскликнул тогда Хоттабыч и махнул руками. В то же мгновение дворцы расплылись в своих очертаниях, заколыхались и растаяли в воздухе, как туман, развеянный ветром.

 С воплями взвились вверх и исчезли великаны. Два подвыпивших гражданина, которые еще не успели добраться домой, снова увидели, как по небу пронеслись четырнадцать многоэтажных домов. Только на этот раз в обратном направлении.

 А Николай Никандрович, который перед тем, как будить соседей, зашел на минутку к себе, чтобы накинуть пиджак, вдруг обнаружил, что в квартире горит свет. На кухне весело и домовито журчала вода из водопроводного крана. – Что за чудеса! – поразился Богорад-старший. – А ну давай посмотрим – может быть, и телефон сам исправился? Недоверчиво ухмыляясь, он снял с рычажка телефонную трубку. Послышался обычный непрерывный гудок низкого тона. Телефон был в полной исправности. Николай Никандрович посмотрел на часы.

 Часы показывали без четверти пять. Он подошел к окну, распахнул его настежь, высунулся из него, чтобы глотнуть свежего воздуха, и увидел, что дом снова находится на своем обычном месте, а в нескольких шагах от тротуара стоит Волька и какой-то чудаковато одетый старичок. Волька был чем-то расстроен.