Жили-были король с королевой; они очень любили друг друга и страстно
хотели иметь детей, хотя мало что могли оставить им в наследство.
Частенько обивали они пороги у фей: подавали прошения, хлопоча, чтобы те
даровали им детей, но феи, если и соглашались принять просителей, отвечали
всегда одно и то же:
"Не ищите далеко того, что рядом с вами. Супруги, ничего не
смыслившие в этих загадочных речах, уходили, целуясь и спрашивая друг
друга "Что же это такое с нами рядом? Рано или поздно мы его найдем". -
"Нам надо успокоиться", - говорила королева. "Отлично сказано, давай, если
сумеем, - отвечал король впрочем, волновался он только на словах: небо
наградило его величайшим спокойствием и терпением.
Однажды королева пряла, сидя под самой красивой в их владениях живой
изгородью, а король охотился на жаворонков в ближайшем поле, и ему
посчастливилось поймать одного некоторые уверяют, что король был не
слишком ловок и удачлив, - мысль, не лишенная оснований, ибо пятнадцать
лет он охотился ежедневно и еще ни разу ничего не поймал. Как же дался ему
этот жаворонок? Это очень важно знать. Птичка сама бросилась в руки
королю, спасаясь от настигавшего ее ястреба Ястреб несколько раз повторил
с угрозой:
"Отдай моего жаворонка, король, не то пожалеешь, но государь, не
намеренный, что вполне естественно, расставаться со своей дичью и
пребывая, по счастью, в несвойственном ему горделивом расположении духа,
отвечал:
"Жаворонок находится в моих владениях, в моих полях, и попросил у
меня прибежища; я не желаю отдавать жаворонка".
С этими словами он взглянул на птичку: живые, быстрые глазки удвоили
его храбрость, а сердечко, трепещущее под рукой, исполнило его душу
сострадания. Движимый этими чувствами, он поглубже надвинул шляпу, бросил
гордый взор на ястреба и произнес, указывая на жаворонка:
"Гляди-гляди, не видать тебе его как своих ушей, как говорят в моем
королевстве, клянусь честью, ты его ни за что не получишь; я не позволю
невежам чинить несправедливость в моих владениях".
С этими словами он повернулся к ястребу спиной и, не обращая больше
на него внимания, понес свою добычу королеве - спросить, не грозит ли его
гордый и благородный поступок какими неприятностями. Еще задолго до того
как королева могла его услышать, он стал кричать о своих охотничьих
успехах и показывать ей издалека маленького жаворонка. Добрая королева
бросила веретено и поспешила к нему - посмотреть, что же такое он ей
показывает. Король, радостный и довольный, словно доезжачий, указывающий
господину след зверя, поднес ей жаворонка со словами:
"Примите, сударыня, в знак глубокого почтения".
Королева взяла птичку и сказала, покрывая ее поцелуями:
"В следующий раз, когда поедете в город, купите для нее клетку, она
станет нам петь, мы приручим ее она будет играть с малышом, который у нас
когда-нибудь родиться".
У нее тут же возникла целая сотня всяких планов, король все их
одобрил и она бы, наверное, придумала еще что-нибудь, но тут маленький
жаворонок, который, пока они воздвигали свои воздушные замки, успел прийти
в себя, спросил:
"Который час?"
Король и королева так обрадовались, что птичка говорящая, что
поначалу даже не ответили; но на повторный вопрос, благо ответ не
составлял для них труда, как и для большинства людей, оба отозвались:
"Должно быть, половина пятого".
"Сейчас увидите", - продолжала птичка. Речи эти, разумные и складные,
так поразили короля с королевой, что они, разинув рот, уставились на
птичку, боясь пропустить обещанное зрелище. И действительно, через
несколько минут жаворонок обернулся красивой и статной дамой средних лет;
по расшитой шапочке, волшебной палочке и красивому кольцу с ключами они
признали в ней фею. Государи задрожали, и король спросил, падая ниц
"Боже, не сдавил ли я вас случайно в руке, сударыня?"
"А я, - подхватила королева, простираясь рядом с мужем, - припомните,
пожалуйста, я сразу сказала, какая вы красивая, и ласкала вас, а в клетку
хотела посадить, только чтобы уберечь от кошки".
"Встаньте, - ласково сказала фея. - Я обязана вам жизнью: когда бы не
смелость и твердость короля, меня бы погубила злая фея. Рано или поздно
она за все мне заплатит. Но говорите, - продолжала она, - есть ли у вас
какие-нибудь желания? Могущество феи Мими не безгранично, но ее
признательность будет сопровождать вас всю жизнь".
"Мы просим, - сказали вместе после долгих благодарностей король с
королевой - мы просим подарить нам маленького мальчика который стал бы для
нас утешением в старости".
"Ребенка? - переспросила фея. - Ребенка завести нетрудно; правда дети
частенько причиняют горе, люди сами не знают, чего они просят; но вы
хотите ребенка, и вы его получите - это самое меньшее, чем я могу вас
отблагодарить. Но посмотрим сначала, отчего у вас его нет, когда вы оба
такие здоровые; видно, тут что-то нечисто".
"Все тут чисто, сударыня, уверяю вас", - перебила королева, приседая
в полуобиженном, полуучтивом реверансе.
"И все-таки посмотрим", - отвечала добрая Мими, коснулась волшебной
палочкой своей книги, которая тут же открылась на нужном месте и прочла:
"Фея Бурьянница не желает, чтобы у короля с королевой были дети".
"Значит, у нас никогда и не будет, великая Мими, - сказали король с
королевой, - ведь этого не хочет фея".
"Дело, оказывается, не простое, - заметила их покровительница. - Тут
замешана женщина злобная, мрачная и упрямая. Вообразите себе, это она
насылает головню на хлеб и оспу на баранов; это она повелевает гусеницами,
которых у нее всегда полны карманы, и заставляет их пожирать все земные
плоды."
"Что за женщина! - вскричали король с королевой. - Прямо дрожь
пробирает".
"Это еще не все, - продолжала фея, - Именно она, рассердившись на
меня в порыве гнева превратилась в ястреба, именно она растерзала бы меня,
простого жаворонка, если бы не вы. Я хочу и должна помочь вам, я все книги
свои сожгу - или у вас будет ребенок. Я в долгу перед вами, а иначе
отвечала бы вам так же, как все мои подруги: кому же понравиться иметь
дело с особами подобного нрава? В моей книге написано, что все феи, к
которым вы приходили, говорили вам "не ищите далеко того, что рядом с
вами". - Верно, сударыня, они говорили именно так, как вы прочли". - "И
были правы, - продолжала фея. - Видите заросли бурьяна там, за кучей
камней, в сотне шагов отсюда?" - "Да, сударыня". - "Так вот, - произнесла
Мими, - в этом-то бурьяне и живет та, что не дает вам иметь детей.
Подождите меня здесь, я постараюсь заставить ее выйти: к ней без ее
согласия я войти не могу, хотя сейчас она мне нисколько не страшна. Это
лучшее доказательство моей вам признательности".
Король с королевой повиновались и остались на месте. Пока Мими шла к
куче камней и вершила с помощью палочки какие-то заклинания, они потирали
руки и целовались от радости, говоря: "У нас будет наконец ребенок, уж
если за дело взялась фея, тут и сомнений быть не может". - "Нет, я словно
уже вижу его, - твердила королева. - Ах! Как я рада; я стану его кормить".
- Нет, вы не станете его кормить, - отвечал король, - мы возьмем
кормилицу". - "А я вам говорю, что буду его кормить". - "Нет, вы не будете
его кормить, это я вам обещаю, вы что, уморить себя хотите, в могилу
свести?"
Королева расплакалась, король рассердился, - словом, ребенка еще и в
помине не было, а в примерном семействе уже случилась из-за него первая, и
весьма жаркая, ссора.
Король с королевой так бы и спорили о кормлении, если бы внимание их
не привлекли громкие взрывы смеха и они не увидели стайку маленьких детей,
игравших с той беззаботной беспечностью, какая ведома лишь счастливому
этому возрасту.
Для феи Бурьянницы с ее нравом слышать у себя под дверью смех было
оскорблением, и она появилась на куче камней с плеткой в руках, готовая
обратить несносное веселье в слезы; Мими, выманив ее, сделала так, что
дети исчезли, и подошла к ней. Король с королевой, увидев, что обе феи
направляются к их дому, прошли, как подобает, полпути им навстречу, но
сняв шляпы и держась учтиво и просительно: от них не ускользнуло, что
разговор у Мими с феей Бурьянницей идет далеко не мирный.
"Я согласна забыть нанесенную вами обиду и все ваши злобные
намерения, - говорила Мими, - обещаю никому не жаловаться, если вы будете
хоть немного снисходительнее к этим людям и позволите им иметь ребенка".
"Королевство у них хоть и маленькое, - отвечала фея Бурьянница, - но
оно подойдет одному моему другу. Я терпеливо жду, пока они умрут, чего же
вам еще? Да, я не хочу, чтобы их род продолжался; да и как я могу
позволить иметь ребенка людям, которым нечем его кормить? Я им услугу
оказываю, не давая иметь детей, и если вы хоть немного заботитесь об их
интересах, то должны быть мне только благодарны".
Тут король с королевой потянули Мими за рукав и сказали: "Уверяем
вас, люди и победней нашего каждый день кормят своих детей, и мы в
состоянии иметь одного ребенка, а больше мы и не просим; судите сами,
можно ли просить меньшего. Мими снова начала настаивать, и в конце концов
разгневанная фея заявила: "Что ж, пускай, будет у них ребенок, но он им
дорого обойдется".
Король с королевой, не обращая внимания на угрозу и на то, какой
ценой добыто обещание, запрыгали от счастья, повторяя:
"У нас будет ребенок!" - "Надеюсь, по крайней мере, - проговорила
госпожа де Бурьян, обращаясь к доброй Мими, - что вы оценили мою
снисходительность", - и, не дожидаясь ответа, надменно повернулась к ней
спиной, удалилась к своей куче камней и исчезла. Король же с королевой,
глядевшие не дальше собственного носа, в радости и ликовании едва слушали
Мими, которая хотела посочувствовать им в грядущих горестях; поняв, что не
в ее силах заставить их внять голосу разума, она дала им свиток и сказала:
"Всякий раз, как я кому-нибудь из вас понадоблюсь, свистните, и я
появлюсь; но старайтесь им не злоупотреблять. Прощайте, будьте
разумниками, я буду вам помогать", - и с этими словами поднялась в
прилетевшую по ее знаку колесницу, запряженную двумя маленькими белыми
барашками.
Спустя некоторое время королева заметила, что беременна; событие это
доставило отцу и матери столько удовольствия, словно само по себе это было
дело невероятное и словно феи не давали на него своего согласия. Королю,
похоже, это льстило еще сильнее, чем королеве: у него был такой вид, будто
он единственный на свете знает, как заиметь ребенка.
Но при малейшей тошноте жены, самом малейшем капризе или нездоровье,
каковыми всегда сопровождается беременность, король сразу мчался за
свистком, и добрая фея тут же появлялась. Она не раз ласково пеняла обоим,
говоря, что звать ее следует, когда это действительно надо; но король с
королевой разбирались в том, когда надо и когда не надо, ничуть не лучше,
чем тысячи самых обыкновенных людей, и добрая Мими в конце концов
почувствовала, что благодарность иногда превращается в большую обузу, но
по доброте своей ни разу не дала этого понять.
Беременность королевы протекала прекрасно, но едва начались первые
родовые боли, голова у короля пошла кругом и он дул в свисток больше
четверти часа подряд; уже и фея появилась, а он все свистел. На сей раз
Мими ни в чем его не упрекнула - ведь присутствие ее было необходимо,
чтобы одарить всевозможными совершенствами дитя, которое через несколько
минут после ее появления произвела на свет королева. То была
очаровательная маленькая принцесса; Мими взяла ее на колени и, желая
одарить ребенка без спешки, как в целом так и во всех частностях, начала с
рук и сказала: "У нее будут белые и красивые руки". Но тут в комнате
показалась фея Бурьянница: "Никто этого не увидит без моего согласия.
Одаривайте ее, Мими, одаривайте сколько угодно, меня вам не одолеть", -
заявила она и в бешенстве уселась в свою колесницу, запряженную ужасными
нетопырями. Подобная любезность повергла всех в полное смятение. Фея, как
могла, успокоила остолбеневших от изумления супругов и пообещала не
покидать их и утешать в несчастьях. Шепотом она одарила красивую девочку
всеми достоинствами и решила унести свисток, из-за которого ей пришлось
столько бегать впустую, уверив короля с королевой, что он им больше не
нужен и что она сама станет неусыпно печься об их интересах. У маленькой
принцессы благодаря дару Мими были такие белые и красивые руки, что ее
прозвали принцессой Белоручкой: всякий, кто хоть раз их видел, не мог
звать ее иначе.
Возможно, родители и не давали ей другого имени: окружающие, во
всяком случае, звали ее только так.
Детство ее не может служить похвальным примером. Король с королевой
воспитывали девочку как могли и как умели; могли и умели они не много, но
добрая натура девочки помогла делу.
Когда фее Бурьяннице случалось проходить мимо - а случалось это очень
часто по причине соседства, - она пугала маленькую принцессу злыми духами
или вырывала у нее куклу; помимо прочих гадостей, она обычно давала ей
пару пощечин и восклицала: "Ну до чего же она безобразная!" При этих
словах маленькая принцесса всякий раз принималась плакать, но король с
королевой, любившие ее до безумия, утешали ее и, похлопывая по спине,
говорили, правда, совсем шепотом: "Все она врет, эта фея не плачь, дитя
мое, ты очень мила". При этом добрые родители, не забыв угрозу феи
Бурьянницы, твердили друг другу: "Наверное, нам она позволяет видеть ее
такой, какая она на самом деле; заклятие на нас не распространяется; не
правда ли, она очаровательна, женушка?" - говорил король. "Конечно,
муженек", - отвечала королева. Сказать по правде, им она должна была
казаться безобразной, как и всем, кто ее видел; но отцы и матери будут
слепы до тех пор, покуда существуют на земле дети.
Однако фея Бурьянница с ее изощренным злонравием позволила видеть
девочку такой, какой ее создала природа, то есть очаровательной, всем
горбатым и калекам, так что все увечные, увидев ее, страстно в нее
влюблялись, и, когда в деревне появился горбун, девочки говорили: "этот
для королевской дочки".
Но напрасно все эти уроды славили ее и ластились к ней, она не могла
привыкнуть к их наружности и без конца устраивала над ними всякие проказы;
больше всего она потешалась, заводя с ними беспрерывные беседы об их горбе
и не давая ни на минуту поверить, что им удастся как-то сгладить или ловко
скрыть его от ее глаз. Она расспрашивала, какое несчастье сделало их
калеками, и без конца сравнивала один горб с другим, причем всегда в
присутствии их обладателей. Таким образом, она в конечном счете в пух и
прах сокрушала всех горбатых принцев и прочих дворян, каковые с тех давних
пор стали именовать себя развалинами, и избавилась от них раз и навсегда.
Так что, когда в один прекрасный день принцессу заметил принц, сын
соседнего короля, отправленный родителями в путешествие, ни одного горбуна
рядом с нею не было; По правде говоря, принц обратил на нее больше
внимания, чем того заслуживала ее невзрачная наружность, но его мучила
жажда, и он сказал:
"Милое дитя, нельзя ли мне испить воды?" Белоручка, не приученная к
особым почестям, предложила принцу, который очень ей понравился, отвести
его к роднику, да так учтиво и изящно, что тот был очарован. Беседа с нею
отнюдь не развеяла благоприятного впечатления, произведенного ее
кротостью; с удивлением и восторгом узнал он, что перед ним королевская
дочь. Простое платье не позволило ему угадать в ней столь благородную
особу и извиняло ту вольность в обращении, которую он себе позволил.
Принцесса с белыми руками разумно отвечала, что богатства даруются
судьбой, а чувства - доброй натурой. Эта столь уместная банальность
внушила принцу больше почтения к девушке, чем если бы она предстала его
взору на золотом троне, усыпанная бриллиантами и в окружении самого
блистательного двора. Но когда они подошли к роднику и принцесса вынула из
кармана чашку, чтобы дать юноше воды, он увидел ее красивые руки, которые
она все время прятала под фартуком - то ли по скромности, то ли, что
вероятнее, оберегая их от жарких лучей солнца, - и пришел в восторг и
смятение. Он без устали восхищался их красотою; вообще-то, из этого
следовало, что руки - единственное, что есть в ней красивого; но, когда
сердце и ум возносят хвалу, думать о чем-то другом не приходится и для
начала всегда хватает того, что нравится в человеке. Словом, любовь в
мгновение ока так прочно утвердилась в сердце принца, что он решил не
расставаться с девушкой всю жизнь и тут же признался ей в самых нежных
чувствах. Белоручка, которой он понравился тем больше, что прежде ни один
хорошо сложенный мужчина не удостаивал ее даже взглядом, не знала, как
отвечать. Молчание для возлюбленного почти всегда означает
благосклонность. В этом нежном смущении их и застигла вдвоем фея
Бурьянница, которой от злобы не сиделось на месте.
"Как, - заявила она принцу, - ты ее любишь и не горбат! Пусть же твой
печальный пример станет назиданием для всех стройных мужчин".
С этими словами она коснулась его волшебной палочкой, и он
превратился в прелестнейшего на свете белого козленка, без рогов и без
бороды. Но чувства принца с переменою облика отнюдь не изменились; он
выказывал принцессе еще большую преданность, ибо после метаморфозы увидел
ее в природной красоте. Так что, даже и не помышляя покинуть ее или
попрекать своим несчастьем, он без конца на нее любовался, скакал на
лужку, играл с собаками, развлекал стада - те, что ни говори, всегда не
столько предаются удовольствиям, сколько удовлетворяют насущные
потребности.
Словом, он делал все, чтобы понравиться Белоручке и сохранить память
о себе в ее сердце; так всегда и бывает: кто меньше имеет, тот больше
отдает другому. Впечатление, которое он произвел на Белоручку, было
неизгладимо, забвения он мог не бояться, но страх утраты или, верней,
скупость любви от века поддерживала любовное пламя. От внимания Мими,
по-прежнему заботившейся о девушке, не ускользнули все эти события; она
примчалась утешать принцессу, велела ей быть мужественной и удалилась,
пораженная той подлостью, на какую, к ее стыду, оказалась способна одна из
ей подобных. Принцесса же привела маленького Козленка к королю с королевой
- не говоря, однако, кто он такой, - и те приняли его с восторгом. Скоро
он совсем их очаровал, и они бы играли с ним целые дни напролет, если бы
принцесса, стремившаяся держать его при себе, не твердила им чуть не
плача, что хочет играть с ним сама. Король и королева сочли, что разумнее
будет ей уступить.
Злые, скверные люди обыкновенно не лишены ума и умеют им
пользоваться, оценивая сложившиеся обстоятельства, разрушая их счастливое,
приятное стечение и поддерживая тяжелое, удручающее. Вот и фея Бурьянница
скоро поняла, что принцесса Белоручка и принц Козленок безмерно счастливы.
Они встречаются, любят друг друга без помех и соперников - нет, для нее с
ее жаждой мести это было уже чересчур; чужие радости посеяли у нее в
сердце тоску, к тому же она сокрушалась, что не в силах помешать принцу
любоваться ослепительной красотой принцессы, - таково было условие
заклятия. Чтобы лишить их столь сладостных утех, она решила их разлучить:
ведь они любили друг друга, значит, разлука уже сама по себе несомненно
доставит им страдания. Для начала она выкрала принцессу, а Козленка
оставила с королем и королевой, которые хоть и не знали, кто он такой, но
любили его, как собственное дитя, и заботились о нем больше, чем хотелось
фее.
А он нуждался в уходе, ибо, утратив принцессу, сразу перестал есть,
не скакал больше и лишь с блеянием бродил повсюду, не умея спросить о
любимой, не иначе пожаловаться на горе, что принесла ему разлука. Между
тем фея, выкрав принцессу Белоручку, первым делом наклеила ей на обе
прекрасные руки перчатки, да так крепко, что их ничем нельзя было содрать.
Затем она отправила девушку в свой блошиный дворец; истинное и хорошо
продуманное злодеяние всегда должно внешне казаться добрым: каких только
удовольствий, какой придворной роскоши не было в том дворце! Но при этом
фея изобрела настоящую пытку, вполне отвечающую ее нраву, - ведь несмотря
на непрекращающиеся укусы и жестокий зуд, все, соблюдая приличия,
держались друг перед другом как ни в чем не бывало. Во дворце было черно
от насекомых - никому и в голову не приходило искать блох.
Дворец этот, в остальном великолепный, населял многочисленный двор;
но придворные дамы и кавалеры привыкли к блохам, несчастная же принцесса
испытывала неизъяснимые мучения. Однако злобной фее мало показалось ее
телесных страданий и печали от разлуки, она решила добавить к ним еще и
душевных мук. При дворе она с жестокой иронией не только представила ее
как королевскую дочь, но и приказала всем ее почитать, - одним словом,
считать королевой. Белоручка никогда прежде не видела столько народу, она
совершенно не знала светской жизни: фея поместила во главе этого двора
только для того, чтобы безжалостно насмеяться над нею.
Робость девушки, ее деревенские ухватки вызывали бесконечные взрывы
хохота, а вскоре на нее обрушился и град насмешек из-за неуместных речей,
которые она держала, восседая на троне и понемногу привыкая к сладости
власти. Фея Бурьян частенько наведывалась туда позлорадствовать и
полюбоваться на зрелище бесконечных мук, ею же самой, к своему
удовольствию, придуманных. Появляясь, она просила рассказать, какие еще
нелепости произнесла или совершила принцесса, издевалась над нею в ее
присутствии, а потом говорила: "Теперь ступайте править". И та должна была
немедленно взойти на трон, а фея тут же выпускала на нее многие тысячи
блох, заставляя их кусаться вдвое больнее обыкновенных. Она с
удовольствием наблюдала, как корчится бедная принцесса, и чем меньше
соответствовало ее поведение величию трона, тем больше наслаждалась и
развлекалась фея.
И все же Белоручка извлекла из того зла, какое фея намеревалась ей
причинить, не только страдания, но и пользу на всю дальнейшую жизнь, ибо в
конечном счете она попала ко двору, а двор, как бы он ни был плох, всегда
оказывает на человека влияние. Неглупая принцесса сумела за время своего
пребывания во дворце восполнить недостатки того не слишком хорошего и не
слишком подобающего воспитания, которое она получила у отца с матерью по
недостатку у них таланта и денег. Добрая Мими, узнав, как обошлась
злодейка-фея с ее подопечными, справедливо решила, что та не заслуживает
никакого снисхождения. Она припомнила оскорбление, нанесенное ей в обличье
жаворонка: ведь она обещала хранить тайну лишь на определенных условиях, а
та их не выполнила; так что, свободная от данного слова, Мими принесла
жалобу в совет фей. Ее доброта и открытый нрав были хорошо известны, и
рассказу ее сразу поверили; совет не только постановил, что с нею обошлись
несправедливо, но и наделил ее всей необходимой властью для наказания феи
Бурьянницы и заранее одобрил все, что ей угодно будет сделать, ибо никогда
еще ни одна фея не совершала подобного покушения на свою подругу.
Довольная Мими, удовлетворенная решением совета, велела своим
барашкам бежать во всю прыть и вскоре прибыла к невеселому жилищу злой
феи; теперь порученное могущество позволяло ей войти внутрь. Она сказала:
"Я готова еще раз вас простить, согласна забыть прошлое, но дайте мне
слово, что не будете больше мучить Козленочка и Белоручку".
От кроткого и искреннего обхождения злодеи становятся еще несноснее,
и фея Бурьянница презрительно отвечала:
"Как, кумушка, вы прибыли ко мне только за этим? Стоило ли трудиться
ради такой малости! Ах, воистину вы ничего не поняли: я пока даже и не
начинала мучить ваших безмозглых малявок; то ли еще будет, вот увидите". -
"Увижу я только постигшую тебя кару, - произнесла Мими. - Знай же, что мне
дана власть наказать тебя и судьба твоя в моих руках". - "Ты же не можешь
лишить меня жизни, - заявила та, - так что же ты мне сделаешь? Никакой
твоей власти не хватит, чтобы я согласилась на брак твоих мерзких
любимчиков". - "Ну, это мы еще посмотрим, - заметила Мими, - я тебя так
накажу, что ты на все согласишься, клянусь; а для начала становись
волком", - и с этими словами коснулась феи Бурьянницы волшебной палочкой.
Затем, оставив волка, она поспешила во дворец унимать блох, потом
отправилась за Козленком, который не знал, что и делать: за несколько
минут до того фея Бурьянница превратила короля с королевой в индюков.
Злодейство было невелико и мало отражалось на их нраве, но оно добавилось
к прежним и причинило Мими лишнее страдание. Добрая фея могла лишь задать
обоим доброго корма, дабы их утешить и удовлетворить хотя бы чревоугодие,
свойственное нынешнему их обличью. Оказав этот знак внимания, она взяла на
руки прелестного маленького Козленка и отнесла его принцессе Белоручке.
Увидев ее, Козленок стал так к ней ласкаться, так скакал и прыгал,
показывая свой восторг, что невозможно описать. Фея оставила их радоваться
встрече, сказав на прощанье: "Берегитесь волка".
Между тем фея Бурьянница чувствовала себя в новой волчьей шкуре
совсем не плохо. "Я могу кусаться, могу кусаться, могу причинять зло, -
говорила она себе. - Мими круглая дура: чтобы мне отомстить, меня надо
было превратить в курицу или какое другое смирное животное, я бы мучилась
сильнее, и наружность больше бы мне мешала; слабые натуры, вроде нее, не
умеют мучить. Притом, - продолжала она, - я умнее прочих волков, а я сама
видела, как волки становились любимцами королей. Отчего бы и мне на
попробовать?" Она тут же пустилась в путь и без особого труда повстречала
одного короля - в те времена их было много; король этот как раз охотился,
и она с готовностью попросила у него покровительства и защиты от вечных
преследований с криками "держи волка, держи волка" - такое с нею уже
случалось; и в самом деле, это большая помеха для путешественника. Король
взял ее с собой, двор прекрасно ее принял; так она и жила, ластясь к
королю и кусая всех остальных, причем особенное зло причиняла бедному
люду. Мими, следившая за ее поведением и опасавшаяся, как бы она не
сожрала Козленка, решила, что пора положить конец ее бесчинствам и что
лучшим средством лишить мерзкого волка, который всех выводил из себя,
королевского покровительства будет сделать его паршивым.
Замысел феи удался: едва на волке появилась парша, как все от него
отвернулись; хотели даже его убить, но волк, прослышав об этом, смекнул,
что пора покидать двор, и сделал это со всем возможным проворством. Теперь
вслед ему кричали уже не "держи волка", а "держи паршивого волка", отчего
природная его злоба и бешенство удвоились - ведь выслушивать подобные
упреки очень неприятно! Фее Бурьяннице оставалось лишь бегать по полям,
нападая на людей и животных; особенно ненавидела она маленьких детей и
пожирала их прямо сырыми: словом, она превратилась в такого ужасного
зверя, что все кругом дрожали от страха. Мими, узнав о причиненных ею
бедах и выследив ее на дороге к блошиному дворцу, приказала ее поймать и
посадить в железную клетку.
Потом клетку поставили на главной площади, и все маленькие дети
приходили туда, постоянно ее дразнили, швыряли в нее камнями и причиняли
всякое посильное для них зло. Наконец фея Бурьянница, измученная бедами,
что сама же навлекала себе на голову, согласилась на все требования Мими,
обещала образумиться, просила избавить ее от парши и выпустить на волю,
обещая к тому же на все время, пока ей придется быть в волчьей шкуре,
убраться в леса Московии. Мими, даровав ей все эти милости, вернула принцу
его человеческий облик и позволила принцессе Белоручке выглядеть перед
всеми, независимо от телосложения, такой, какой ее создала природа: юная
принцесса сняла свои старые перчатки, и они с принцем отпраздновали
блестящую свадьбу, после того как добрая фея расколдовала и короля с
королевой. Надобно признать, что превращение наложило на тех неистребимый
отпечаток и что все дворы с тех пор отзываются блошиным замком: всякий,
кто туда попадает, сразу начинает испытывать неутихающее беспокойство.
|