Митька размышлял.

Он размышлял о том, какие всё-таки странные люди эти взрослые. Ну папа, про него особый разговор, он вообще странный, даже взрослые про это говорят, даже мама. Он с самого детства Митьку приучил ко всяким своим розыгрышам и каверзным вопросам. На него непривычно как-то обижаться.Но мама тоже хороша.На днях стала заставлять Митьку мыть уши и пугает.— Вот гляди, — говорит, — не пустят санитары в класс, будет тебе позор на целых три дня. 

С грязными ушами ты не октябрёнок, а поросёнок.А того-то не знает, что теперь во втором классе санитаров нету.Вообще-то они есть, конечно, только они называются по-другому, это третья звёздочка, называются они «Айболиты». 

Митька и говорит:— У нас, — говорит, — теперь санитаров нету, они теперь звёздочка «Айболитов».— Ну ты-то у меня наверняка в звёздочке «Бармалеев», — говорит мама и смеётся.Потом видит, Митька плечом дёрнул, перестала смеяться.— Ты, Тяша, на меня не обижайся, — говорит, — ты мне толком расскажи, что это за звёздочки такие, впервые слышу.— Ну, понимаешь, мы же октябрята, должны делать всякие дела, ну эти — хорошие, мы соревнуемся — у кого пятёрок больше и этих самых дел. У нас шесть звёздочек, в каждой пять человек.

Сколько всего будет? — задал Митька каверзный вопрос.Мама задумалась. Мама у Митьки «гуманитарий с языком». А проще сказать, она английский язык изучала и теперь переводит книжки. Не в том смысле переводит, что портит, а в том, что английские книжки по-русски пересказывает.И потому с таблицей умножения у неё неважно. Мама говорит, что у всех гуманитариев неважно.Но одно мама (и, наверное, все гуманитарии на свете) знает твёрдо: пятью пять — двадцать пять.— Погоди, погоди, — говорит мама, — значит, так: пятью пять — двадцать пять, а пятью шесть — это двадцать пять и ещё пятёрка — значит, тридцать. Тоже мне задачка! 

Я такие задачки, как орехи!Мама сказала это очень гордо, но потом опечалилась, покачала головой:— Многовато вас всё-таки! Как только с вами, обормотами, Таисия Петровна справляется — ума не приложу! Святая женщина! Мученица.А Митька ей:— Так у нас же теперь звёздочки! Теперь ведь с нами в десять раз проще!

 Почти никаких мучений, почти одна радость!— Почему это вдруг? — спрашивает мама.— А потому, что мы сами теперь с собой за дисциплину боремся целыми днями.— Ну и как? Получается? — спрашивает мама.— Вообще-то… вообще-то, если правду сказать, пока не очень… Но, я думаю, получится когда-нибудь!— Я вижу, как у тебя получается, сама вчера в дневнике подписывалась под красивыми словами: «Безобразно вёл себя на уроке. 

Ударил соседа по голове учебником «Родная речь».— Так я ж потому и ударил, — кричит Митька, — что боремся за дисциплину! 

Мы боремся не покладая рук, а этот Филиппов болтает на уроке!Мама засмеялась.— Тяша, ты мой Тяша, чудак ты человек!

Ну ладно, забудем. Ты-то сам в какой звёздочке?— Мы «Светлячки».— А что вы должны делать?— Светить!— Кому? — удивляется мама.— Всем!!!— Как фонарики, да?— Опять смеёшься, — обижается Митька, — это же в переносном смысле, помогать, значит, всем, светить, в общем.— Ну, свети, родной, свети! Это хорошо, когда тебе кто-нибудь светит…

Мама задумчиво улыбнулась и отошла.А Митьке так захотелось кому-нибудь, сейчас же вот, немедленно посветить, что он пошёл и вымыл свою чайную чашку…