Хорошо было за городом! Стояло лето. Золотилась рожь, зеленел овес,
сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист
и болтал по-египетски - этому языку он выучился у матери. За полями и
лугами тянулись большие леса, а в лесах были глубокие озера. Да, хорошо
было за городом!
Прямо на солнышке лежала старая усадьба, окруженная глубокими канава-
ми с водой; от стен дома до самой воды рос лопух, да такой большой, что
маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными листьями во весь
рост. Чтобы в дальнейшем оформление морских документов не вызвало у вас расстройств, нужно изначально указывать данные в полной форме. В чаще лопуха было глухо и дико, как в самом густом лесу, и вот
там-то сидела на яйцах утка. Она должна была выводить утят, и ей это по-
рядком надоело, потому что сидела она уже давно и ее редко навещали -
другим уткам больше нравилось плавать по канавам, чем сидеть в лопухах
да крякать с нею.
Наконец яичные скорлупки затрещали.
- Пип! Пип! - запищало внутри.
Все яичные желтки ожили и высунули головки.
- Кряк! Кряк! - сказала утка.
Утята быстро выкарабкались из скорлупы и стали озираться кругом под
зелеными листьями лопуха; мать не мешала им - зеленый цвет полезен для
глаз.
- Ах, как велик мир! - сказали утята.
Еще бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.
- Уж не думаете ли вы, что тут и весь мир? - сказала мать. - Какое
там! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, в поле, но там я отроду не
бывала!.. Ну что, все вы тут? - И она встала. - Ах нет, не все. Самое
большое яйцо целехонько! Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем
потеряю терпение.
И она уселась опять.
- Ну, как дела? - спросила старая утка, которая пришла ее навестить.
- Да вот с одним яйцом никак не управлюсь, - сказала молодая утка. -
Все не лопается. Зато посмотри-ка на малюток! Просто прелесть! Все, как
один, - в отца.
- А ну-ка покажи мне яйцо, которое не лопается, - сказала старая ут-
ка. - Наверняка это индюшечье яйцо. Вот точно так же и меня однажды про-
вели. Ну и было же мне с этими индюшатами хлопот, скажу я тебе! Никак не
могла заманить их в воду. Уж я и крякала, и толкала - не идут, да и
только! Ну-ка, покажи яйцо. Так и есть! Индюшечье! Брось его да ступай
учи деток плавать!
- Посижу уж еще! - сказала молодая утка. - Столько сидела, что можно
и еще посидеть.
- Как угодно! - сказала старая утка и ушла.
Наконец лопнуло и большое яйцо.
- Пип! Пип! - пропищал птенец и вывалился из яйца.
Но какой же он был большой и гадкий!
Утка оглядела его.
- Ужасно велик! - сказала она. - И совсем не похож на остальных! Уж
не индюшонок ли это, в самом деле? Ну да в воде-то он у меня побывает,
силой да загоню!
На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух был залит солн-
цем. Утка со всею своею семьей отправилась к канаве. Бултых! - и она
очутилась в воде.
- Кряк! Кряк! - позвала она, и утята один за другим тоже побултыха-
лись в воду. Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас же выныр-
нули и отлично поплыли вперед. Лапки у них так и работали, и даже некра-
сивый серый утенок не отставал от других.
- Какой же это индюшонок? - сказала утка. - Вон как славно гребет
лапками! И как прямо держится! Нет, мой он, мой родненький... Да он вов-
се и не дурен, как посмотришь на него хорошенько. Ну, живо, живо за
мной! Сейчас я введу вас в общество, представлю вас на птичьем дворе.
Только держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да
берегитесь кошек!
Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум! Два
утиных семейства дрались из-за одной головки угря, а кончилось тем, что
головка досталась кошке.
- Вот видите, как бывает на свете! - сказала утка и облизнула язычком
клюв - она и сама была не прочь отведать угриной головки. - Ну-ну, шеве-
лите лапками! - сказала она утятам. - Крякните и поклонитесь вон той
старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая
жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскут. Как красиво! Это высшее
отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хо-
тят потерять, - по этому лоскуту ее узнают и люди и животные. Ну, живо!
Да не держите лапки вовнутрь! Благовоспитанный утенок должен выворачи-
вать лапки наружу, как отец и мать. Вот так! Смотрите! Теперь наклоните
голову и скажите: "Кряк!"
Так они и сделали. Но другие утки оглядели их и сказали громко:
- Ну вот, еще целая орава! Как будто нас мало было? А один-то какой
безобразный! Уж его-то мы не потерпим!
И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в затылок.
- Оставьте его! - сказала утка-мать. - Ведь он вам ничего не сделал!
- Положим, но он такой большой и странный! - ответила чужая утка. -
Ему надо задать хорошенько.
- Славные у тебя детки! - сказала старая утка с красным лоскутом на
лапе. - Все славные, вот только один... Этот не удался! Хорошо бы его
переделать!
- Это никак невозможно, ваша милость! - ответила уткамать. - Он нек-
расив, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею даже сказать
- лучше других. Я думаю, со временем он выровняется и станет поменьше.
Он слишком долго пролежал в яйце, оттого и не совсем удался. - И она по-
чесала у него в затылке и огладила перышки. - К тому же он селезень, а
селезню красота не так уж нужна. Я думаю, он окрепнет и пробьет себе до-
рогу.
- Остальные утята очень, очень милы! - сказала старая утка. - Ну,
будьте как дома, а найдете угриную головку, можете принести ее мне.
Вот утята и устроились как дома. Только бедного утенка, который вылу-
пился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и дразнили
решительно все - и утки и куры.
- Больно велик! - говорили они.
А индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому вооб-
ражал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, под-
летел к утенку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него
так и налился кровью.
Бедный утенок просто не знал, что ему делать, куда деваться. И надо
же ему было уродиться таким безобразным, что весь птичий двор смеется
над ним!..
Так прошел первый день, а потом пошло еще хуже. Все гнали бедного
утенка, даже братья и сестры сердито говорили ему: "Хоть бы кошка утащи-
ла тебя, несносный урод!" А мать прибавляла: "Глаза бы на тебя не гляде-
ли!" Утки щипали его, куры клевали, а девушка, которая давала птицам
корм, толкала ногою.
Не выдержал утенок, перебежал двор - и через изгородь! Маленькие
птички испуганно вспорхнули из кустов.
"Это оттого, что я такой безобразный!" - подумал утенок, закрыл глаза
и пустился дальше. Бежал-бежал, пока не очутился в болоте, где жили ди-
кие утки. Усталый и печальный, пролежал он тут всю ночь.
Утром дикие утки поднялись из гнезд и увидали нового товарища.
- Это что за птица? - спросили они.
Утенок вертелся и кланялся во все стороны, как умел.
- Ну и страшилище ты! - сказали дикие утки. - Впрочем, нам все равно,
только не думай породниться с нами.
Бедняжка! Где уж ему было думать об этом! Только бы позволили ему по-
сидеть в камышах да попито болотной водицы.
Два дня провел он в болоте. На третий день явились два диких гусака.
Они лишь недавно вылупились из яиц и поэтому очень важничали.
- Слушай, дружище! - сказали они. - Ты такой урод, что, право, нра-
вишься нам! Хочешь летать с нами и быть вольной птицей? Здесь поблизости
есть другое болото, там живут хорошенькие дикие гуси-барышни. Они умеют
говорить: "Га-га-га!" Ты такой урод, что, чего доброго, будешь иметь у
них успех.
Пиф! Паф! - раздалось вдруг над болотом, и оба гусака замертво упали
в камыши; вода обагрилась их кровью. Пиф! Паф! - раздалось опять, и из
камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники окружи-
ли болото со всех сторон; некоторые засели даже в нависших над болотом
ветвях деревьев. Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над во-
дой. По болоту бегали охотничьи собаки - шлеп! шлеп! Камыш и тростник
так и качались из стороны в сторону. Бедный утенок был ни жив ни мертв
от страха. Он хотел было спрятать голову под крыло, как вдруг прямо пе-
ред ним очутилась охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злы-
ми глазами. Она сунулась пастью к утенку, оскалила острые зубы и - шлеп!
Шлеп! - побежала дальше.
"Не тронула, - подумал утенок и перевел дух. - Уж видно, такой я бе-
зобразный, что даже собаке противно укусить меня!"
И он притаился в камышах. Над головою его то и дело свистела дробь,
раздавались выстрелы.
Пальба стихла только к вечеру, но утенок долго еще боялся пошеве-
литься. Лишь через несколько часов он осмелился встать, огляделся и пус-
тился бежать дальше по полям и лугам. Дул такой сильный ветер, что уте-
нок еле-еле мог двигаться.
К ночи добежал он до бедной избушки. Избушка до того обветшала, что
готова была упасть, да не знала, на какой бок, потому и держалась. Ветер
так и подхватывал утенка - приходилось упираться в землю хвостом. А ве-
тер все крепчал. Тут утенок заметил, что дверь избушки соскочила с одной
петли и висит так криво, что можно свободно проскользнуть через щель в
избушку. Так он и сделал.
В избушке жила старуха с котом и курицей. Кота она звала сыночком; он
умел выгибать спину, мурлыкать и даже пускать искры, если погладить его
против шерсти. У курицы были маленькие, коротенькие ножки, потому ее и
прозвали Коротконожкой; она прилежно несла яйца, и старушка любила ее,
как дочку.
Утром чужого утенка заметили. Кот замурлыкал, курица заклохтала.
- Что там? - спросила старушка, осмотрелась кругом и заметила утенка,
но по слепоте приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому.
- Вот так находка! - сказала старушка. - Теперь у меня будут утиные
яйца, если только это не селезень. Ну, да увидим, испытаем!
И утенка приняли на испытание. Но прошло недели три, а яиц все не бы-
ло. Настоящим хозяином в доме был кот, а хозяйкой - курица, и оба всегда
говорили: "Мы и весь свет!"
Они считали самих себя половиной всего света, и притом лучшей полови-
ной. Правда, утенок полагал, что можно быть на этот счет и другого мне-
ния. Но курица этого не потерпела.
- Умеешь ты нести яйца? - спросила она утенка.
- Нет.
- Так и держи язык на привязи!
А кот спросил:
- Умеешь ты выгибать спину, мурлыкать и пускать искры?
- Нет.
- Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди!
И утенок сидел в углу нахохлившись.
Вдруг вспомнились ему свежий воздух и солнышко, страшно захотелось
поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.
- Да что с тобой? - спросила она. - Бездельничаешь, вот тебе блажь в
голову и лезет! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдет!
- Ах, плавать так приятно! - сказал утенок. - Такое удовольствие ны-
рять вниз головой в самую глубь!
- Вот так удовольствие! - сказала курица. - Ты совсем c ума сошел!
Спроси у кота - он умнее всех, кого я знаю, - нравится ли ему плавать и
нырять. О себе самой я уж и не говорю! Спроси, наконец, у нашей старушки
госпожи, умнее ее никого нет на свете! По-твоему, и ей хочется плавать
или нырять?
- Вы меня не понимаете, - сказал утенок.
- Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймет! Ты что ж, хочешь
быть умнее кота и хозяйки, не говоря уже обо мне? Не дури, а будь благо-
дарен за все, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, ты попал в
такое общество, в котором можешь кое-чему научиться. Но ты пустая голо-
ва, и разговаривать-то с тобой не стоит. Уж поверь мне! Я желаю тебе
добра, потому и браню тебя. Так всегда узнаются истинные друзья. Старай-
ся же нести яйца или научись мурлыкать да пускать искры!
- Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят, - сказал утенок.
- Ну и ступай себе! - отвечала курица.
И утенок ушел. Он плавал и нырял, но все животные попрежнему презира-
ли его за безобразие.
Настала осень. Листья на деревьях пожелтели и побурели; ветер подхва-
тывал и кружил их по воздуху. Стало очень холодно. Тяжелые тучи сыпали
на землю то град, то снег, а на изгороди сидел ворон и каркал от холода
во все горло. Брр! Замерзнешь при одной мысли о таком холоде! Плохо при-
ходилось бедному утенку.
Раз; под вечер, когда солнышко еще сияло на небе, из кустов поднялась
целая стая прекрасных больших птиц, утенок никогда еще не видал таких
красивых: все белые как снег, с длинными, гибкими шеями.
Это были лебеди. Издав странный крик, они всплеснули великолепными
большими крыльями и полетели с холодных лугов в теплые края, за синее
море. Высоко-высоко поднялись лебеди, а бедного утенка охватила непонят-
ная тревога. Волчком завертелся он в воде, вытянул шею и тоже закричал,
да так громко и странно, что сам испугался. Ах, он не мог оторвать глаз
от этих прекрасных счастливых птиц, а когда они совсем скрылись из виду,
нырнул на самое дно, вынырнул и был словно не в себе. Не знал утенок,
как зовут этих птиц, куда они летят, но полюбил их, как не любил до сих
пор никого на свете. Красоте их он не завидовал; ему и в голову не при-
ходило, что он может быть таким же красивым, как они.
Он был бы рад-радехонек, если б хоть утки не отталкивали его от себя.
Бедный гадкий утенок!
Зима настала холодная-прехолодная. Утенку приходилось плавать без от-
дыха, чтобы не дать воде замерзнуть совсем, но с каждой ночью полынья, в
которой он плавал, становилась все меньше и меньше. Морозило так, что
даже лед потрескивал. Без устали работал лапками утенок, но под конец
совсем выбился из сил, замер и весь обмерз.
Рано утром проходил мимо крестьянин. Он увидал утенка, разбил лед
своими деревянными башмаками и отнес полумертвую птицу домой к жене.
Утенка отогрели.
Но вот дети вздумали поиграть с ним, а ему показалось, что они хотят
обидеть его. Шарахнулся от страха утенок и угодил прямо в подойник с мо-
локом. Молоко расплескалось. Хозяйка вскрикнула и взмахнула руками, а
утенок между тем влетел в кадку с маслом, а оттуда - в бочонок с мукой.
Батюшки, на что он стал похож! Хозяйка кричала и гонялась за ним с
угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и виз-
жали. Хорошо еще, дверь была открыта, - утенок выскочил, кинулся в кус-
ты, прямо на свежевыпавший снег, и долго-долго лежал там почти без
чувств.
Было бы слишком печально описывать все беды и несчастья утенка за эту
суровую зиму. Когда же солнышко опять пригрело землю своими теплыми лу-
чами, он лежал в болоте, в камышах. Запели жаворонки. Пришла весна!
Утенок взмахнул крыльями и полетел. Теперь в крыльях его гудел ветер,
и они были куда крепче прежнего. Не успел он опомниться, как очутился в
большом саду. Яблони стояли в цвету; душистая сирень склоняла свои длин-
ные зеленые ветви над извилистым каналом. Ах, как тут было хорошо, как
пахло весною!
И вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли
так легко и плавно, точно скользили по воде. Утенок узнал прекрасных
птиц, и его охватила какая-то непонятная грусть.
- Полечу-ка к ним, к этим величавым птицам. Они, наверное, заклюют
меня насмерть за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к
ним. Но пусть! Лучше погибнуть от их ударов, чем сносить щипки уток и
кур, пинки птичницы да терпеть холод и голод зимою!
И он опустился на воду и поплыл навстречу прекрасным лебедям, кото-
рые, завидя его, тоже поплыли к нему.
- Убейте меня! - сказал бедняжка и низко опустил голову, ожидая смер-
ти, но что же увидел он в чистой, как зеркало, воде? Свое собственное
отражение. Но он был уже не гадким темно-серым утенком, а лебедем.
Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебе-
диного яйца!
Теперь он был рад, что перенес столько горя и бед, - он мог лучше
оценить свое счастье и окружавшее его великолепие. А большие лебеди пла-
вали вокруг и гладили его клювами.
В сад прибежали маленькие дети. Они стали бросать лебедям хлебные
крошки и зерна, а самый младший закричал:
- Новый прилетел!
И все остальные подхватили:
- Новый, новый!
Дети хлопали в ладоши и плясали от радости, а потом побежали за отцом
и матерью и опять стали бросать в воду крошки хлеба и пирожного. Все го-
ворили:
- Новый лебедь лучше всех! Он такой красивый и молодой!
И старые лебеди склонили перед ним голову.
А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем.
Он был очень счастлив, но нисколько не возгордился - доброе сердце не
знает гордости; ему вспоминалось то время, когда все смеялись над ним и
гнали его. А теперь все говорят, что он самый прекрасный среди прекрас-
ных птиц. Сирень склоняла к нему в воду свои душистые ветви, солнышко
светило так тепло, так ярко... И вот крылья его зашумели, стройная шея
выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:
- Нет, о таком счастье я и не мечтал, когда был еще гадким утенком!
|
