Время было за полночь. Крылатая сидела в своей лачуге, склонившись над ковром, который ткала. Она задумчиво вглядывалась в его узор, словно что-то там искала. Свеча почти догорела в подсвечнике. Крылатая взяла её и осветила ковёр, свеча громко трещала.
На верхней перекладине ткацкого станка сидел ворон Разумник и глядел в окошко; он разглядывал цветы на яблоне, которые так мягко и красиво облетали в лунном сиянии, он слушал, как ухает сова.
Крылатая, вздохнув, поставила обратно свечу. Разумник перевёл взгляд на луну, а женщина посмотрела на него.
— Глядишь на луну, Разумник? — тихо спросила она.
— Да, — ответил Разумник, — но я её не вижу.
— Ну, конечно, ты ведь видишь только солнце, — сказала Крылатая и задумчиво погладила рукой тканьё.
Через некоторое время она спросила:
— Ты летал в Город Исполнения Желаний? Почему я ничего не знаю о том, как там было?
Разумник сидел, по-прежнему устремив взгляд на луну. Он не ответил.
— Я послала тебя, потому что хотела знать, что ты увидишь, — сказала женщина и снова беспокойно передвинула свечу.
Слегка поколебавшись, ворон ответил, что ничего и никого, кроме детей, не видел.
Крылатая в замешательстве посмотрела на него.
— Вообще ничего и никого? — спросила она. Нет, Разумник ничего не видел. Казалось, вопрос этот его встревожил, и Крылатая не стала больше спрашивать, но, как видно, огорчилась.
Она знала, что это означает, если Разумник ничего не видел своим добрым глазом. Ворон становился слепым, когда ничего Доброго и Красивого просто не было.
С ужасом спросила она себя, что бы он там увидел, если бы сохранил второй глаз, глаз, видевший на свете только Зло.
Её охватило внезапное беспокойство, и она подняла свёрнутый в трубочку небольшой листок бумаги, валявшийся на полу. Разумник подобрал его некоторое время тому назад. Это было объявление, которое он нашёл; оно было прибито к дереву за дорогой.
Крылатая уже читала его много раз, и от раза к разу её раздражение росло.
В объявлении корявыми буквами было написано:
Немедленно требуется:
СВЕДУЮЩАЯ В КОЛДОВСТВЕ ЖЕНЩИНА, лучше пожилая, мудра, как Соломон, не чуждая астрологии и другим магическим наукам.
Предоставляется отдельное жильё с телескопом.
— ВЛАСТИТЕЛЬ —
Почему Разумник притащил именно это объявление? Ведь на деревьях вдоль дорог всегда полным-полно разных объявлений.
Он вообще-то никогда не обращал на них внимания.
Что общего у неё с этой бумажкой?
Она послала ворона в Город Исполения Желаний, чтобы разузнать, и вот он вернулся, а рассказать ему нечего. Он что-то скрыл от неё? Сегодня он был на удивление молчалив.
Как бы там ни было, она туда не собирается. Всё в ней восставало против мысли об этом. И она с раздражением отбросила свёрнутый в трубочку листок.
— Соломоновского склада, — фыркнула она, как бы обращаясь к самой себе, — это ещё что такое?
— Мудрая, как царь Соломон, — тотчас же объяснил Разумник.
— Да, да, — нетерпеливо сказала Крылатая, — я, во всяком случае, не поеду. Раз я ничего не могу услышать и узнать от тебя.
На что ворон спокойно ответил:
— Лучше увидеть, чем услышать.
— И это говоришь ты…
— У умного — длинные уши и короткий язык, — сказал ворон, сунув голову под крыло в знак того, что его речь — окончена.
Но Крылатая покачала головой: ясно, что Разумник по какой-то причине хочет заставить её отправиться в Город Исполнения Желаний, но ей этого не хотелось.
Вздохнув, она взглянула на своё тканьё. Она не радовалась этой работе, узор был запутанный и ткать с каждым днём становилось всё труднее. Это чрезвычайно беспокоило её, и с узором она не справлялась. Труднее узора ей ткать не приходилось.
Похоже, Разумнику захотелось спать. А Крылатая погрузилась в раздумье. Свеча мерцала. Время шло.
Снова заухала сова.
Разумник вздрогнул, а Крылатая оторвала взгляд от своей работы, они посмотрели друг на друга и прислушались. Было тихо…
Но тут раздаётся частый стук в дверь.
Они сидят неподвижно каждый на своём месте. Тут снова раздаётся стук, а затем стучат уже непрерывно. Ворон не шевелится, Крылатая поднимается и медленно идёт открывать дверь. Она идёт тяжёлыми, усталыми шагами, меж тем как в дверь стучат так, словно дело идёт о жизни и смерти. Преисполненная неясных предчувствий, она некоторое время, прежде чем отодвинуть засов, держится за дверь. В душе её смятение и тревога. Она чувствует, что нынешней ночью действуют тёмные силы, и она ещё не знает, подвластны ли они ей.
В дверь стучат. И она отворяет.
В открытую дверь вливаются потоки лунного света. На пороге стоит София, жена стеклодува. Она очень бледна и тяжело дышит.
От лунного света светло, и они безмолвно разглядывают друг друга, они читают на лицах друг друга.
София быстро протягивает руку.
— Вот, — задыхаясь шепчет она, — вот кольцо…
Крылатая не отвечает, но берёт кольцо. Она смотрит на него и быстро засовывает в карман юбки.
Их глаза снова встречаются. Глаза Софии — круглые, тёмные, боязливо-умоляющие, однако глаза Крылатой — не такие, как всегда, — не похожи на цветы и нет в них синевы крокусов.
Быть может, это лунный свет наполняет её глаза угрожающей силой. Что-то новое появляется в ней в этот миг — что-то непохожее на неё. Вся она будто вырастает, и отблеск непостижимости, глубочайшей тайны осеняет её. София чувствует это и хотя и трепещет, но преисполняется уверенности. Она хочет напомнить прорицательнице её обещание, но слова замирают у неё на устах, и она понимает: слова ей нужны. София только кивает, поворачивается и бежит вниз с холма, переполненная необъяснимой радостью. Есть надежда… Чудеса свершаются… Теперь и всегда…
Крылатая оставляет дверь широко открытой и возвращается в горницу — лунный свет, словно шлейф, стелется за ней.
Свеча уже почти выгорела, и Разумник снова сунул голову под крыло. Крылатая постояла немного, разглядывая его.
Затем она подошла к ковру и пальцем проследила путь извивающейся тёмной нити в узоре. Она снова была спокойна, и губы её шевелились, принимая форму прекрасных и загадочных слов. Ничто в узоре не казалось ей больше запутанным, всё было на удивление легко понять.
Нить за нитью её палец следовал таинственными тропами узора, и таинственная сила, что исходила от этих нитей, переполняла её. В её душе больше не было сомнений. Она выпрямилась, снова взглянула на Разумника — он был прав, — взяла бумажную трубочку и решительно бросила её в огонь, вспыхнувший на миг.
— Тогда отправляемся, Разумник, — сказала она спящему ворону и посадила его в клетку. Он не проснулся.
Она надела плащ с пелериной, шляпа была уже на ней. Ридикюль, маленький узелок с двумя стеклянными чашами, завёрнутыми в тряпки, да птичья клетка — вот и всё, что ей надо было взять с собой.
В последний раз оглядела она горницу, остановившись в неподвижном раздумье, пока свеча не догорела и не погасла в подсвечнике, а огонь — в очаге. Тогда покинула она лачугу, заперла дверь и ступила на горку вместе с Разумником, спящим в клетке. Она улыбалась — и их тут же поглотило облако яблоневых лепестков и лунного света.
|