- Ну как? Тебе они нравятся? - спросила Марилла. Аня стояла в комнате в мезонине, серьезно глядя на три новых платья, разложенных на кровати. Одно было из полосатого полотна табачного цвета. Материал выглядел так практично, что прошлым летом Марилла соблазнилась и купила его у разносчика. Другое было из сатина в черную и белую клеточку, который она купила зимой на дешевой распродаже; и еще одно - из жесткого ситца некрасивого голубого оттенка, который она купила на прошлой неделе в магазине в Кармоди. Марилла сшила их сама, все три одинаково - прямая юбка, прямой лиф и рукава, такие же прямые, как лиф и юбка, и к тому же до невозможности узкие. - Я буду воображать, что они мне нравятся, - сказала Аня спокойно. - Я не хочу, чтобы ты это воображала, - возразила Марилла обиженно. - Я вижу, что платья тебе не нравятся! Но почему? Ведь они аккуратно сшиты, чистые, новые! - Да. - Тогда почему они тебе не нравятся? - Они... они некрасивые, - сказала Аня неохотно. - Некрасивые! - фыркнула Марилла. - Я не ломала себе голову над тем, чтобы придумывать тебе красивые платья. Я не собираюсь тешить твое тщеславие, Аня, прямо тебе говорю. Эти платья хорошие, скромные, практичные, без всяких там рюшей и оборок, и их тебе вполне хватит на это лето. Коричневое и голубое будешь носить в школу, когда начнутся занятия, а клетчатое - в церковь и воскресную школу. Надеюсь, ты будешь аккуратна и постараешься их не рвать и не пачкать. И мне кажется, что тебе следовало бы быть благодарной за то, что ты получила такие платья вместо своего старого, из которого давно выросла. - О, я очень благодарна, - запротестовала Аня. - Но я была бы гораздо благодарнее, если бы... если бы вы сделали хоть одно из них с буфами на рукавах. Рукава с буфами - это сейчас так модно. Я испытала бы такую дрожь наслаждения, Марилла, если бы только надела платье с буфами на рукавах. - Ничего, обойдешься и без дрожи. У меня было не так много ткани, чтобы шить рукава с буфами. И вообще я считаю эту моду просто смешной. Я предпочитаю рукава простые и скромные. - Но я охотнее согласилась бы выглядеть такой же смешной, как все, чем оставаться единственной простой и скромной, - настаивала Аня огорченно. - Да уж вижу!.. Повесь платья аккуратно в шкаф, а потом сядь и приготовь урок для воскресной школы. Я взяла для тебя учебник у мистера Белла. Завтра пойдешь в воскресную школу, - сказала Марилла и исчезла внизу, уязвленная до глубины души. Аня заломила руки и остановила взгляд на платьях. - Я так надеялась, что одно будет белое и с буфами на рукавах, - прошептала она безутешно. - Я даже молилась об этом, хотя и не очень верила в успех. Я так и думала, что у Бога не найдется времени, чтобы заняться платьем бедной сироты. Я знала, что все зависит только от Мариллы. К счастью, я могу вообразить, что одно из них из снежно-белого муслина с прелестными кружевными оборками, а на рукавах по три буфа. На следующее утро предчувствие сильной мигрени помешало Марилле самой отвести Аню в воскресную школу. - По дороге в церковь зайди за миссис Линд, - сказала она Ане. - Она отведет тебя в нужный класс. И не забывай вести себя как следует. Останься послушать проповедь и попроси миссис Линд указать тебе нашу скамью в церкви. Вот цент на денежное пожертвование. Не разглядывай прихожан и не вертись на скамье. Когда вернешься, расскажешь мне, о чем говорилось в проповеди. Аня отправилась в путь, облаченная в черно-белое сатиновое платье, которое хоть и было вполне приличной длины и не могло вызвать никаких обвинений в скупости, тем не менее умудрялось своим фасоном замечательно подчеркнуть каждый угол и выступ на ее худенькой фигурке. Новая блестящая морская шляпа, маленькая и плоская, своей простотой весьма разочаровала Аню, которая втайне грезила о лентах и цветах. Последнее упущение было, впрочем, исправлено еще до того, как Аня вышла на большую дорогу. Столкнувшись на полпути с золотистым великолепием волнуемых ветром лютиков и цветущих кустов шиповника, Аня быстро и не скупясь украсила свою шляпу тяжелым венком. Как бы ни расценили достигнутый результат другие, Аня была им удовлетворена и весело шагала по дороге, очень гордо подняв свою рыжую голову с этим розово-желтым украшением. Миссис Линд она не застала дома; оказалось, что почтенная дама уже ушла. Ничуть не обескураженная, Аня продолжила свой путь. На крыльце церкви она оказалась в толпе маленьких девочек, более или менее нарядных, в белом, розовом и голубом. Все они с любопытством таращили глаза на появившуюся среди них незнакомку с необыкновенным украшением на голове. Маленькие жительницы Авонлеи уже слышали странные истории об Ане: миссис Линд рассказывала о ее ужасном характере, а Джерри Буот, батрак из Зеленых Мезонинов, сообщил, что она все время разговаривает сама с собой или с цветами и деревьями, как сумасшедшая. Они смотрели на нее и перешептывались, прикрываясь своими учебниками. Никто даже не попытался по-дружески обратиться к ней ни в церкви, ни позднее в классе мисс Роджерсон, в котором оказалась Аня. Мисс Роджерсон была особа среднего возраста, преподававшая в воскресной школе уже двадцать лет. Ее метод обучения заключался в том, что она задавала вопрос из учебника и бросала суровый взгляд поверх книжки на ту девочку, которая должна была ответить на него. Очень часто она устремляла взгляд на Аню, которая благодаря стараниям Мариллы отвечала быстро и правильно; неизвестно только, много ли она понимала из этих вопросов и ответов. Мисс Роджерсон ей не понравилась, и к тому же она чувствовала себя очень несчастной: у всех остальных девочек в классе были рукава с буфами. И Аня чувствовала, что не стоит и жить, если нет буфов на рукавах. - Ну, как тебе понравилась воскресная школа? - пожелала узнать Марилла, когда Аня вернулась домой. Анин венок увял, и она выбросила его по дороге, так что Марилла еще несколько дней пребывала в блаженном неведении относительно этого удивительного украшения. - Мне она ни капельки не понравилась. Отвратительная. - Аня! - воскликнула Марилла с упреком. Аня с тяжелым вздохом опустилась на кресло-качалку, поцеловала один из листьев Милочки и помахала рукой цветущей фуксии. - Им, наверное, было одиноко без меня, - объяснила она. - Ну вот, теперь о воскресной школе. Я все сделала, как вы мне велели. Миссис Линд уже не было дома, и я пошла одна. Я вошла в церковь вместе с толпой других девочек, села в углу на скамье у окна и там сидела, пока была общая часть перед занятиями. Мистер Белл читал ужасно длинную молитву. Он, наверное, страшно бы мне надоел, если бы я не сидела у окна. Но окно выходило прямо на Озеро Сверкающих Вод, так что я просто глядела на воду и воображала всякие чудесные вещи. - Ты не должна была так себя вести! Нужно было слушать мистера Белла. - Но он обращался не ко мне, - возразила Аня. - Он обращался к Богу и, кажется, сам не слишком интересовался тем, что говорит. Я думаю, он, наверное, считал, что Бог слишком далеко, чтобы из всего этого что-нибудь вышло... Я, впрочем, сама сказала коротенькую молитву. Там был длинный ряд белых берез, склонившихся к озеру, сквозь них светило солнце, и лучи пронзали воду глубоко-глубоко. О, Марилла, это было как чудный сон! Меня охватила дрожь восторга, и я просто повторила два или три раза подряд: "Благодарю Тебя за это, Господи". - Не вслух, надеюсь, - сказала Марилла встревоженно. - О нет, совсем тихонько... Ну вот, мистер Белл наконец кончил, и мне велели идти в класс мисс Роджерсон. Там было еще девять девочек. У всех были рукава с буфами. Я попыталась вообразить, что и у меня такие же, но ничего не вышло, Почему? Было так легко вообразить, что они с буфами, когда я была одна у себя в комнате, но это оказалось ужасно трудно там, где у всех остальных были настоящие буфы... - Ты не должна была думать о своих рукавах в воскресной школе. Нужно было внимательно слушать урок, Надеюсь, ты его хорошо знала. - О да. Я отвечала на множество вопросов. Мисс Роджерсон так много спрашивала. Я думаю, это было несправедливо, что она одна спрашивала. Мне тоже о многом хотелось ее спросить, но я не стала, потому что она не показалась мне родственной душой. Потом все остальные девочки декламировали переложения из Библии в стихах. И она спросила, знаю ли я что-нибудь. Я ответила, что нет, но что если она хочет, то я могла бы продекламировать "Верный пес на могиле хозяина"; это из хрестоматии для третьего класса. Это не совсем религиозное стихотворение, но вполне могло бы им быть, такое оно печальное и меланхолическое. Она сказала, что это не подойдет, и велела мне выучить переложение номер девятнадцать к следующему воскресенью. Я потом прочитала его в церкви. Просто великолепно! Там есть две строчки, которые вызвали во мне особый трепет: Битвы взалкавших сынов сей земли Сонмы врагов устрашить не смогли. Я не знаю, что значит "взалкавших" и "сонмы", но звучит так величественно. Жаль, что нужно ждать следующего воскресенья, чтобы это продекламировать. Но я буду повторять эти стихи всю неделю. После урока я попросила мисс Роджерсон - потому что миссис Линд была далеко - указать мне вашу скамью в церкви. Я сидела так смирно, как только могла, а текст для проповеди был из Апокалипсиса, третья глава, стих второй и третий. Это был очень длинный текст. Если бы я была священником, я бы выбирала короткие и ясные. И проповедь была ужасно длинная. Я думаю, священнику пришлось сделать ее длинной, чтобы она соответствовала тексту. Я думаю, ему самому было ни капельки не интересно. Все его несчастье, похоже, в том, что у него не хватает воображения. Я его почти не слушала и позволила моим мыслям течь как хотят. И думала я о самых удивительных вещах. Марилла беспомощно сознавала, что все сказанное заслуживает сурового осуждения, но ей мешал тот неопровержимый факт, что многие из высказанных Аней мнений, особенно о проповедях священника и молитвах мистера Белла, были ее, Мариллы, собственными мыслями, которые она хранила в глубине души многие годы, но никогда не позволяла себе высказать вслух. Ей показалось, что эти тайные, никогда не произносимые критические мысли неожиданно приобрели зримую и полную обвинения форму в образе этой заброшенной и неприметной частицы человечества, которая так смело выражала свое мнение.