Каждое утро в пять часов Матеуш открывает так называемые шлюзы. Это небольшие отверстия в потолке, расположенные над нашими кроватями. У каждого ученика свой шлюз, так что их ровно двадцать четыре. Когда Матеуш открывает шлюзы, оттуда нам прямо на нос капает холодная вода. Так Матеуш будит нас.

Одновременно раздается его команда: – Ать, тва! Это значит: «Вставать, братва!» Мы вскакиваем с постели и поспешно одеваемся. Чему сегодня научит нас пан Клякса? Наша спальня очень большая. Вдоль стен тянутся умывальники, и у каждого из нас свой душ. Мыться одно удовольствие, потому что из душа течет газированная вода с сиропом. Что ни день – другой сироп. Я больше всего люблю малиновый, поэтому моюсь в среду.

Сиропы пана Кляксы хорошо мылятся и дают много пены, так что по утрам наша спальня похожа на огромное бельевое корыто. Мы одеты в одинаковые синие рубашки, белые штаны, синие чулки, белые башмаки. А провинившихся заставляют надевать желтый галстук в зеленую крапинку. Это довольно красивый галстук, но у нас он считается позорным. В половине шестого, захватив с собой сонные зеркальца, мы отправляемся в столовую. Там посреди комнаты стоит большой обеденный стол, за которым у каждого из нас постоянное место. Окна здесь с цветными стеклами, чтоб еда была вкуснее.

Пан Клякса завтракает и ужинает отдельно, а во время нашего обеда летает над столом с лейкой в руках и поливает кушанья соусом. Соусы бывают разные, и у всякого свое назначение: белый укрепляет зубы, голубой улучшает зрение, желтый облегчает дыхание, серый обновляет кровь, а зеленый разгоняет хандру. Матеуш во время еды сидит на цветочном горшке и следит, чтобы мы ничего не оставляли на тарелках. В шесть часов Матеуш берет в клюв маленький серебряный колокольчик и сзывает всех на перекличку.

Мы сломя голову бежим в кабинет пана Кляксы, где он давно ждет нас и в знак приветствия целует каждого в лоб. После переклички пан Клякса залезает в большой шкаф и через круглое окошечко принимает от нас зеркальца. Это не простые зеркальца. Ночью они стоят у каждого на тумбочке, и в них отражаются наши сны, а утром пан Клякса проверяет, что нам снилось. Неинтересные и бестолковые сны он выбрасывает на помойку, а хорошие оставляет. Пан Клякса снимает сны с поверхности зеркалец ваткой, смоченной в снотворном квасе, и выжимает в фарфоровое блюдечко. Там они некоторое время сохнут.

Потом из образовавшегося белого порошка на специальном станочке пан Клякса штампует таблетки, которые мы принимаем на ночь. Благодаря этому нам снятся все более осмысленные и интересные сны. Самые выдающиеся из них пан Клякса записывает в большой академический сонник. Уроки у нас начинаются рано, в семь часов утра. И несмотря на это, ни в одной школе ребята не учатся с таким удовольствием, как в академии пана Кляксы.

Во-первых, пан Клякса всегда придумывает что-нибудь новое, а во-вторых, на уроках бывает очень весело. – Предупреждаю, мальчики, – сказал нам в первый день занятий пан Клякса, – у меня вам не придется заучивать таблицу умножения или правила грамматики. Я просто открою ваши головы и пролью туда свет. Если вам интересно узнать, какие предметы мы проходим в академии пана Кляксы, могу рассказать про вчерашний день, потому что для описания всех дней не хватило бы места даже в самой толстой книжке.

Вчера первым был урок кляксописания. Пан Клякса нарочно придумал этот предмет, чтобы мы научились пользоваться чернилами. Происходило это так: на большие листы белой бумаги ставилось несколько клякс, потом лист складывался вдвое, чтобы кляксы размазались. Из этих клякс возникали изображения птиц, зверей, людей и даже целые картины. Пан Клякса придумывал к ним стихи, а мы их писали под рисунком. Мне кажется, что пан Клякса сам возник из такой кляксы, потому его так и зовут. Матеуш говорит, что это вполне возможно. К одному из моих рисунков пан Клякса сочинил такой стишок: Это что? Не разберу:

Муха или кенгуру? Урок кляксописания нам очень понравился. Мы израсходовали несколько бутылок чернил и рулон бумаги, не говоря уж о том, что сами с ног до головы были в чернилах. А вечером всем пришлось принять душ с малиновым сиропом, потому что ничем другим чернила не отмывались. После кляксописания был урок буквовязания. Вы, наверно, знаете, что буквы состоят из маленьких сплетенных ниточек. Так вот, пан Клякса научил нас распутывать ниточки, связывать в одну длинную нить и наматывать на катушки.

 Мы уже перемололи немало книг из библиотеки пана Кляксы. Из одной книги получается семь-восемь катушек ниток. Пан Клякса вяжет на них узелки. Это его любимое занятие. Он может часами, сидя в кресле или на воздухе, вязать узелки. Однажды я не выдержал и спросил, зачем он это делает. Он удивленно ответил: – Глупенький, разве ты не видишь? Я читаю. Пропускаю буквы сквозь пальцы, зрение от этого не портится, а книга прочитана. Вот перемотаете всю библиотеку, я вас тоже научу так читать.

После урока буквовязания пан Клякса повел нас на третий этаж и открыл одну из дверей. – Проходите осторожно, мальчики, – предупредил он нас, – это лечебница больных вещей. Помните, как я вылечил трамвай? Теперь я научу вас лечить поломанные вещи. Комната была завалена рухлядью. Здесь были кресла без ножек, диваны без пружин, разбитые зеркала, испорченные часы, поцарапанные столы, перекосившиеся шкафы, дырявые стулья и другие пришедшие в негодность предметы. Пан Клякса велел нам стать в сторонку, а сам взялся за работу. Вещи подняли невообразимый треск, скрип, скрежет. Табуретки и стулья от радости затопали ножками, а пружина в часах даже ойкнула. Затаив дыхание, мы следили за работой пана Кляксы.

Сначала он подошел к столику в углу комнаты, обстукал его со всех сторон, взял за ножку, пощупал пульс и ласково сказал: – Ну, малыш, сегодня тебе полегче, правда? Температура резко упала, доски срослись. Дня через два ты будешь совсем здоров! Столик что-то простонал в ответ. Тогда пан Клякса натер ему столешницу мазью и посыпал щели зеленым порошком. Потом пан Клякса подошел к шкафу, жалобно скрипевшему дверцами. – Ну как? – поинтересовался пан Клякса. – Прошел кашель? Нет? Ну ничего, не горюй, скоро поправишься! Он прислонил ухо к стенке шкафа, послушал, потом пипеткой накапал в щели касторки.

 Шкаф облегченно вздохнул и благодарно приник к пану Кляксе. – Завтра я тебя еще раз проведаю, – успокоил его пан Клякса. – Будь молодцом! На стене висело треснутое зеркало. Пан Клякса взглянул в него, поправил на носу веснушки, потом достал из кармана черный пластырь и заклеил трещину. – Вот, мальчики, учитесь чинить разбитые стекла! – сказал он весело. Он потер фланелевой тряпочкой зеркало и снял пластырь. Трещины как не бывало. – Все в порядке! Анастази и Артур, отнесите его потом в столовую.

С часами было больше возни. Пришлось промыть и протереть все винтики, сжать растянувшуюся пружину, прижечь маятник йодом. – Бедняжки! – пожалел их пан Клякса. – Натерпелись! Ну ничего, скоро начнете ходить. Он поцеловал часы в циферблат и дружески похлопал по футляру. Часы сразу зазвонили, стрелки закрутились, маятник закачался, и на всю лечебницу раздалось звонкое: тик-так, тик-так, тик-так! Нам было очень приятно, что больные вещи так любят пана Кляксу. Перед самым уходом из лечебницы пан Клякса вдруг обнаружил пропажу своей любимой золотой зубочистки. – Никто отсюда не выйдет, пока она не найдется, – заявил он. Начались поиски. Мы облазили на четвереньках весь пол, заглянули во все углы.

Матеуш совал клюв во все дырки. А пан Клякса, расстроенный, сидел в воздухе, закинув ногу на ногу, и принимал таблетки для ращения волос, потому что от горя у него выпали два волоска. Тогда больные вещи сами принялись за поиски. Стулья и табуретки, хромая и подпрыгивая, носились по комнате. Замочные скважины всюду заглядывали. Ящики комодов и столов, кряхтя и охая, высовывались и вытряхивали свое содержимое прямо на пол. Зеркала все отражали. Даже печка не пожелала оставаться в стороне и без умолку причитала: – Холодно… холодно… тепло. Холодно… тепло… тепло! Часы шли медленно, но, как только они приблизились к окну, печь завопила: – Тепло!… Очень тепло! Часы окинули взглядом подоконник и стали ощупывать гардины. – Горячо! Горячо! – закричала печь.

Зубочистка нашлась. Она воткнулась в гардину, почти у самого пола. Так больные вещи нашли пропажу. Мы провозились в лечебнице почти до полудня. Обычно в это время пан Клякса улетал на охоту за бабочками, а мы шли к пруду или на площадку, где у нас один урок всегда проходил на свежем воздухе. Так было и на этот раз. Пан Клякса выпорхнул через окно в сад и полетел на охоту, а мы с Матеушем отправились во двор на урок географии. Первый раз в жизни я видел такой урок географии, хотя до этого учился в двух школах. Матеуш выкатил на поле большой глобус и разделил нас на две команды, как при игре в футбол. Матеуш был судьей. Он без устали носился за мячом и свистел, если кто-нибудь допускал промах.

Игра заключалась в том, чтобы одновременно с ударом по глобусу назвать местность, куда угодил носок башмака. Матеуш засвистел, и игра началась. Мы носились по полю как угорелые и изо всех сил били по мячу. При каждом ударе раздавался голос кого-нибудь из игроков: – Краков! – Австралия! – Лондон! – Татры! – Кунцево! – Висла! – Берлин! – Греция! Всякий раз Матеуш свистел. То оказывалось, что Антоний спутал Кельцы с Китаем, то – что Альберт принял Африку за Балтийское море, то еще что-нибудь.

Мы играли с большим увлечением: толкались, падали, поднимались, выкрикивали названия городов, стран, морей. У Матеуша с клюва стекал пот, я пыхтел, как кузнечные мехи, и все-таки лучше узнал географию, чем за три года в двух предыдущих школах. Под конец игры произошло неожиданное событие: один из Александров так сильно ударил по глобусу, что тот взлетел очень высоко и упал не на площадку, а по ту сторону ограды, в какую-то соседнюю сказку.

Мы не знали, что делать. Где искать мяч? То ли в сказке про Мальчика с пальчик, то ли в сказке про Синдбада-морехода. Наши размышления прервал радостный крик Матеуша: – Чики, рите! Это значило: «Мальчики, смотрите!» Мы взглянули и обомлели от восторга: прямо к нам приближалась прекрасная Снежная королева, а за ней Двенадцать гномов тащили на плечах наш глобус. Мы радостно бросились им навстречу.

Снежная королева лукаво улыбнулась и сказала: – Ваш мяч разбил несколько моих игрушек, но я готова вернуть его вам, если вы научите моих гномов географии. – Пожалуйста! С превеликим удовольствием! – бойко отозвался Анастази. Он был самый смелый из нас. Но случилось невероятное.

Снежная королева и ее двенадцать подданных под лучами августовского солнца вдруг стали таять. – Я забыла, что у вас лето! – пролепетала королева, сгорая от стыда. Пока мы гадали, что предпринять, Снежная королева совсем растаяла и превратилась в маленький прозрачный ручеек. Этот ручеек соединился с двенадцатью другими ручейками поменьше, и они бурным потоком устремились к ограде, напевая знаменитую песенку гномов: Гей-га! Гей-го! Домой идти легко! «Как хорошо, что я не из снега!» – пронеслось у меня в голове.

 Так окончилось посещение Снежной королевой академии пана Кляксы. Раздавшийся звонок вывел меня из оцепенения. Это Матеуш звал нас к обеду.